Востоков Александр Христофорович
Стихотворения

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

А. Х. Востоков

Стихотворения

  
   Оригинал здесь -- http://www.lib.pu.ru/rus/Volsnx/
  

СОДЕРЖАНИЕ

  
   [Оригинальные ст-я]
  
   Песнь Луне
   Тленность, дифирамб
   Царство очарований
   Осень, ода к Теону
   К Борею, в 1-й день мая
   К солнцу
   К другу
  
   [Переводы]
  
   Телема и Макар, или желание и блаженство, из Вольтера
   Похвала баснословию, из того же
   Благодеяние, из Геллерта
   Радклифская ночь
   Пиитическое созерцание природы
   Кантаты Ж.Б.Руссо:
   Цирцея
   Амимона
   Две оды из Горация:
   [Похвала Вакху]
   [К Венере]
   Видение мусульманина, из Дората
  
   Стихотворения... СПб., 1821
  
   Тленность
   История и баснь. К Ф.Ф.Репнину
   К трехмесячной девочке, когда она на руках матери спала. 1802
   Пленники, идиллия
   Полинька
   Услаждение зимнего вечера, 1803
   Утро, эклога
   3 Горациевы оды:
   К Аполлону, или желания поэта
   К Лицинию, о средственности
   К Меценату, о спокойствии духа
   Откровение Музы. 1804
   Листопад и цветень. 1804
   Сафо
   Каллиопе, из Горация
   Хризанфу, 1805
   Письмо о счастии к И.А.Иванову
   На смерть воробья, из Катулла
   Пир Александра или могущество музыки. Драйденова кантата
   Проглоченный Леля
   Три царства природы
   Цветок и девица
   При известии о смерти Шиллера
   Третья Грация, из Гердера
   Эпиталам Клеанту и Делии
   Взор на Европу
   Мысли при чтении молитвы Господней
   Три слова
   Стихи в альбом
   Надежда
   Любовь и мудрость
   Полим и Сияна
   Неразрешимый узел
   Изречения Конфуция
   Прощание с 1812 годом
   Ода на день восшествия на всероссийский престол его и. в. государя императора Александра I. 1813, марта 12-го и на истечение второго столетия по воцарении в России рода Романовых
   На поражение Наполеона и бегство его от Лейпцига
   Песнь русскому царю
   К дщерям премудрости
   Государю императору на возвращение его величества в Россию по заключении всеобщего мира
  
  
   А. Х. Востоков, -- один из основателей славянской филологии в России, известный в начале XIX в. прежде всего как поэт, -- был одним из деятельнейших членов ВОЛСНХ. Избранный в Общество 27 окт. 1801 г., вскоре после его учреждения, он был одним из тех, кто подписал протокол последнего заседания ВОЛСНХ 12 нояб. 1826 г. По воспоминаниям Н.И.Греча, "с лишком двадцать лет он был членом Общества, и конечно пропустил в это время не более двух или трех заседаний, разве по сильной болезни. Всегда приходил он первым и уходил последним... принимал деятельное участие во всех его трудах... Пользовался общим уважением и доверенностью."
   До начала 1820-х гг. А.Х.Востоков публикует свои стихотворения только и исключительно в изданиях ВОЛСНХ или близких Обществу: "Свитке муз" (в кн. 1--13 стихотворений, в кн. 2--11), "Периодическом издании"(8 стихотворений и поэма "Певислад и Зора"), альманахе А.П.Бенитцкого "Талия" и журнале "Цветник" (соответственно, 3 и 4 стихотворения), "Санктпетербургском вестнике"(5 стихотворений и поэма "Полим и Сияна") и, наконец, "Сыне Отечества" (7 стихотворений). Почти все эти стихи, за редким исключением, были прочитаны на заседаниях Общества в 1801--1813 гг. В ВОЛСНХ также  прошел цензуру первый итоговый сборник поэта "Опыты лирические", в который он включил 57 стихотворений и 2 поэмы.
   Как один из цензоров Общества А.Х.Востоков написал несколько десятков кратких рецензий на представляемые в ВОЛСНХ сочинения, главным образом,  поэтические. 22 таких рецензии, рукописи которых сохранились большей частью в архиве Общества в НБ СПбГУ, были опубликованы в 1890 г. Е.В.Петуховым (ЖМНП 1890. N 3. С. 63--118).
   Кроме того, А.Х.Востоков исполнял обязанности секретаря Общества (с 1 мая 1802 по 18 марта 1805 гг.), а затем казначея (с окт. 1807 по 1826 г.). Им также был составлен ряд документов Общества, в том числе "Краткая история ВОЛСНХ" (для 2-го варианта "Периодического издания" 1804 г., см. д. 146.6) и последняя редакция устава, принятая при возобновлении деятельности ВОЛСНХ в дек. 1816 -- янв. 1817 г. (см. д. 197.2 и 119.2).
  

ОТ РЕДАКТОРА (принципы электронного издания)

    
   В издание включены все стихотворные произведения А.Х.Востокова, опубликованные как при жизни автора (108), так и посмертно (11; всего, таким образом, здесь помещены 119 поэтических текстов, как оригинальных, так и переводных). За рамками издания остались стихи, известные только по неопубликованным рукописям архива А.Х.В. в архиве РАН (см. список неизданных стихотворений), в том числе и юношеские стихи А.Х.В. 1790-х годов (см. о них: Срезневский В.И. Заметки о стихотворениях А.Х.Востокова, касающихся его жизни // Памяти Л.Н.Майкова. СПб., 1902. С. 163-165).
       Основной источник данного издания -- прижизненные авторские публикации в двух стихотворных сборниках (ОЛ 1805-06 и Стих. 1821) и периодике начала XIX в.; всего в рамках издания представлена 201 публикация стихов А.Х.В. 1802-1827 гг.
       Специфика данного издания обусловлена особенностью поэтического наследия А.Х.В., неоднократно перерабатывавшего свои стихотворения для новый переизданий (из опубликованных им 108 стихотворений только 39 напечатаны единожды, остальные, как раз наиболее значимые для его творчества, были переизданы два-три раза), -- наличием у значительной части его стихотворений в этих авторских переизданиях нескольких редакций или большого числа вариантов текстов. В связи с этим встает проблема адекватной передачи редакций / вариантов текста, одну из возможностей корректного решения которой представляют именно специфические особенности электронной публикации, в отличие от печатных изданий  не связанной изначально заданной жесткой иерархической структурой расположения текстов и обязательным требованием компактности представления публикуемых материалов. Поэтому в данном издании для передачи редакции / варианта текста наряду с традиционным для печатных изданий способом -- сведением более ранних вариантов в подстрочных издательских примечаниях к окончательному тексту стихотворения, -- возможен и даже предпочтителен другой подход -- отдельной публикации разных редакций одного стихотворения. В последнем случае варианты -- измененные фрагменты текста более ранней редакции в сравнении с непосредственно за ней следующей -- выделяются красным шрифтом, что наглядно показывает, какие именно строки ранних редакций были впоследствии изменены или изъяты автором. Таким образом, стихотворение, имеющее текстологические варианты, может быть представлено в данном собрании одним (если различия между публикациями сводятся к нескольким разночтениям, как правило, синонимической замене не более 3--5 слов) или несколькими текстами (если различия между публикациями более  существенны или носят характер редакции), отражающими все этапы их истории. Всего в данном издании представлены: двумя текстами -- 25 стихотворений, тремя текстами -- 9 стихотворений и, наконец, 1 стихотворение -- четырьмя текстами.
       Такой подход, позволяет, с одной стороны, сохранить цельность издательского представления и читательского восприятия текстов ранних редакций, с другой, -- предоставляет возможность многообразной организации всей совокупности изданных текстов, их объединения в различные тематические группы посредством создания разнообразных указателей. Здесь прежде всего необходимо упомянуть полностью переизданные в составе данного собрания прижизненные сборники стихотворений А.Х.В. -- "Опыты лирические" 1805-1806 гг. и "Стихотворения" 1821 г., вместе с тем, те же тексты параллельно используются как элементы других представленных на сайте ВОЛСНХ электронных изданий -- альманаха "Свиток Муз" и журналов "Периодическое издание ВОЛСНХ" 1804 г. и "Санктпетербургский вестник" 1812 г.
       Основной указатель к данному изданию -- "Хронологический список стихотворений А.Х.В." (составлен на основе  "Списка стихотворений А.Х.Востокова", помещенного в приложении к изданным В.И.Срезневским "Заметкам А.Х.Востокова о его жизни" (СПб., 1901. С. 90-110)). Указатель включает следующие сведения:
   1. Заглавие стихотворения (по последней прижизненной публикации);
   2. Заглавие оригинала (для переводных стихотворений);
   3. Датировка (по дневникам А.Х.В. (см.: Летопись моя // Востоков 1901. С. 11-21), с учетом сведений документов архива ВОЛСНХ в НБ СПбГУ, прежде всего, протоколов заседаний ВОЛСНХ 1806-1813 гг.);
   4. Указания на сохранившиеся рукописи (по двум собраниям: фонду А.Х.В. в архиве РАН и архиву ВОЛСНХ в НБ СПбГУ, причем все автографы поэта, хранящиеся в университетской библиотеке, представлены факсимиле;
   5. Список прижизненных публикаций (в примечаниях указаны сведения о характере изменений текста, в том числе ранние варианты заглавий / подзаголовков; именно здесь помещены отсылки к представленным в издании текстам стихотворений);
   6. Список прижизненных перепечаток в антологиях, сборниках и т.п.;
   7. В некоторых исключительных случаях указатель содержит также необходимые пояснения, касающиеся истории создания стихотворений, однако создание реального, исторического и т. п. комментария к корпусу стихотворений А.Х.В. не входило в круг задач, определенных при подготовке данного издания.
  
   Все замечания, поправки, дополнения, а также мнение об издании можно адресовать его составителю и одному из авторов сайта "Вольное общество любителей словесности, наук и художеств"

А. А. Савельеву.

  
    

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

  
    
   Востоков 1901 Заметки А.Х.Востокова о его жизни / Сообщил В.И.Срезневский. СПб., 1901 (отд. отт. из: СОРЯС, т. 70).
   Востоков 1935 Востоков А.Х. Стихотворения, вступ. статья и комм. В.Н.Орлова. Л., 1935 (БПбс).
   ОЛ Востоков А.Х. Опыты лирические и другие мелкие сочинения в стихах. СПб., 1805-1806. 2 т.
   ПИ 1804 Периодическое издание Вольного Общества любителей словесности, наук и художеств. СПб., 1804. Ч. 1.
   ПР 1979 Поэты-радищевцы (А.Х.Востоков, И.П.Пнин, И.М.Борн, В.В.Попугаев и другие поэты Вольного общества любителей словесности, наук и художеств) / Вступ.ст. и сост. П.А.Орлова. Л., 1979. (БПбс).
   ПРП Пантеон русской поэзии, издаваемый П.Никольским. СПб., 1814-[1817]. 6 ч (12 кн.).
   СвМ Свиток Муз. СПб, 1802-1803. 2 кн.
   СО Сын Отечества. СПб., 1812-1852.
   СПВест Санктпетербургский вестник, издаваемый Обществом любителей словесности, наук и художеств. СПб., 1812. 4 ч.
   Стих. 1821 Востоков А.Х. Стихотворения, в трех книгах; изд. исправленное и умноженное. СПб., 1821.
   Талия 1807 Талия, или Собрание разных новых сочинений в стихах и прозе, издал А.Бенитцкий. СПб., 1807. Ч. 1.
   Труды ВОЛРС Труды Вольного общества любителей российской словесности (Соревнователь просвещения и благотворения). СПб., 1818-1825.
   Цветник Цветник, издаваемый А.Измайловым и А.Бенитцким. СПб., 1809-1810. 8 ч. (в 1810 г. изд.: А.Е.Измайлов и П.А.Никольский).
  

Неизданные стихотворения

  
   1806
   [Драматическая картина].
   Заглавия нет; его заменяет след. введение: "Театр представляет храм художеств, возвышенный на ступенях. Посреди оного на пьедестале бюст графа Строганова. Гении Живописи, Скульптуры и Архитектуры украшают пьедестал гирляндами. Прочие Гении, сидя на ступенях храма, плетут гирлянды. В продолжении сей немой сцены, Минерва спускается на облаке с музою Талиею, и, вступив во храм, возлагает на главу бюста венок из масличных ветвей".
   Рукопись: архив А.Х.Востокова (с датой: 1806).
  
   Около 1814
   [Эпитафия Каменскому ("Сын славного отца...")].
   Рукопись: архив А.Х.Востокова.
  
   1817
   "Отче наш небесный..."
   Рукопись: архив А.Х.Востокова (с датой: дек. 1817 г.). Вероятно, другой список этого стихотворения ("Отче наш" сафическим размером) -- в альбоме П.И.Кеппена (ныне в ИРЛИ) -- указан в статье: Уманов-Каплуновский В.В. Старинные альбомы академика П.И.Кеппена // Столица и усадьба. 1915. N 48. С. 12.
  
   1818
   [Стихотворение ("В сей день торжественный...") и слова для хора ("Торжествуйте, музы, ныне...") к торжественному акту Академии художеств (?)].
   Рукописи: архив А.Х.Востокова (хор в двух редакциях: одна -- 1818 г. (два экз.) -- с именем Александра I, другая -- 1826 г. -- с именем Николая I).
  
   Cтихотворения неизвестного времени
   "Мне снилось, на злачных лугах я хожу..."
   Рукопись: архив А.Х.Востокова (написано на обороте письма А.Н.Оленина к А.Х.Востокову от 3 мая 1822 г.).
  
   [Эпитафия неизвестной ("Супругу милая жена...")].
   Рукописи: архив А.Х.Востокова (три варианта).
  
   [Эпитафия Марии Семеновне Калпашниковой ("При бедной участи на сей земле была...")].
   Рукопись: архив А.Х.Востокова.
  
   "Принесть тебе благодаренье...".
   Рукопись: архив А.Х.Востокова.
    
    
  -- ХРОНОЛОГИЧЕСКИЙ СПИСОК СТИХОТВОРЕНИЙ
  
   1798
   К фантазии
   Дата в "Летописи": июнь 1798 г.
   Опубл.:
   СвМ 1802. С. 12-21 (1 ред.; загл.: Ода: фантазия);
   ОЛ 1805. С. 1-7 (2 ред.);
   ПРП 1814 Ч. 2, кн. 4. С. 163-171; Стих. 1821. С. 1-8 (3 ред., в ПРП с предпоследней строфой, исключенной в Стих.); Востоков 1935. С. 81-85.
   Перепечатано: Новое собрание образцовых русских сочинений и пререводов в стихах, вышедших в свет от 1816 по 1821 год, изданное Обществом любителей отечественной словесности. СПб., 1821. Ч. 1. С. 123-129.
   Илл.: "Фантазия, окруженная мечтами, спускается на льдистую и сумрачную пустыню, на которую крылатые слуги ее сыплют цветы"  - грав. М.А.Иванова по рис. И.А.Иванова (илл. к кн. 1 Стих. 1821).
  
   Шишак: идиллия.
   Дата в "Летописи": нояб. 1798 г. Прочитано в ВОЛСНХ в 1804-1805 гг. (с/по 15 июля).
   Заглавие оригинала: Dorat C. J. Casque ("Baiser", 9).
   Опубл.:
   ОЛ 1806. С. 36-38 (с подзагол.: Подражание Дорату); Стих. 1821. С. 47-49 (с подзагол.: Подражание); Востоков 1935. С. 113-114.
  
   1799
   Песнь Луне.
   Дата в "Летописи": август 1799 г.
   Опубл.:
   СвМ 1802. С. 43-50 (1 ред.; загл.: Кантата к луне);
   ОЛ 1805. С. 7-11 (2 ред.); Востоков 1935. С. 243-246.
  
   Похвала   баснословию (Подражание Вольтеру).
   Заглавие оригинала: Voltaire F.M.A. Apologie de la fable.
   Дата в "Летописи": сентябрь 1799 г.
   Опубл.:
   СвМ 1802. С. 85-90 (1 ред.; с подзагол.: Из Вольтера);
   ОЛ 1805. С. 65-67 (2 ред.); Востоков 1935. С. 247-248.
  
   Ибраим (С немецкого [из Пфефеля]).
   Заглавие оригинала: Pfeffel G.K. Ibrahim.
   Дата в "Летописи": сентябрь 1799 г.
   Опубл.:
   СвМ 1802. С. 28-31 (с подзагол.: Перевод с немецкого из Пфефеля); ОЛ 1805. С. 67-69 (с небольшими изменениями в 1 и 7 строфах); Востоков 1935. С. 250-251.
   Перепечатано: Новое собрание образцовых русских сочинений и пререводов в стихах... СПб., 1821. Ч. 1. С. 158-160.
  
   Благодеяние  (Из Геллерта).
   Заглавие оригинала: Gellert Ch.F. Die Gutthat.
   Дата в "Летописи": сентябрь 1799 г.
   Опубл.:
   СвМ 1803. С. 16-17;
   ОЛ 1805. С. 69-70 (с изменениями); Востоков 1935. С. 249.
  
   Цирцея (Седьмая кантата Ж.Б.Руссо).
   Заглавие оригинала: Rousseau J.B. Circe.
   Дата в "Летописи": октябрь 1799 г.
   Опубл.:
   СвМ 1802. С. 56-61;
   ОЛ 1805. С. 78-81 (с прим. об Алкионе и изменением концовки);
   Стих. 1821. С. 13-16 (с изменениями); Востоков 1935. С. 89-91.
   Перепечатано: ПРП 1814 Ч. 1, кн. 2. С. 184-187.
  
   Зима: ода к другу  [И.А.Иванову], в 1799 году.
   Дата в "Летописи": ноябрь 1799 г.
   Опубл.:
   СвМ 1802. С. 68-75 (1 ред.);
   ОЛ 1805. С. 12-16  (2 ред.);
   Стих. 1821. С. 8-11 (3 ред.); Востоков 1935. С. 86-87.
  
   Телема и Макар, или Желание и блаженство (Вольтерова   сказка).
   Заглавие оригинала: Voltaire F.M.A. Theleme et Macare (1764).
   Дата в "Летописи": ноябрь 1799 г.
   Опубл.:
   СвМ 1803. С. 25-36 (1 ред.; загл.: Телема и Макар, или Желание и счастие (Из Вольтера));
   ОЛ 1805. С. 59-64 (2 ред.);
   ПРП Ч. 4, кн. 8. С. 212-220 (3 ред.);
   Стих. 1821. С. 34-41 (4 ред.); Востоков 1935. С. 104-108.
   Перепечатано: Собрание русских стихотворений, взятых из сочинений лучших стихотворцев российских и из многих русских журналов, изданное Василием Жуковским. М., 1811. Ч. 3. С. 77-82; Собрание образцовых русских сочинений и переводов в стихах, изданное Обществом любителей отечественной словесности.  СПб., 1815. Ч. 3. С. 136-142 (2 изд. 1821. С. 132-137).
  
   1800
   Тленность.
   Дата в "Летописи": апрель 1800 г.
   Опубл.:
   СвМ 1802. С. 127-146 (1 ред.; с подзагол.: Поэма вольными стихами);
   ОЛ 1805. С. 16-25 (2 ред.);
   Стих. 1821. С. 20-27 (3 ред.); Востоков 1935. С. 95-99.
  
   Пиитическое созерцание природы.
   Заглавие оригинала: Ivresse poetique а l'aspect de la natur (из "Abeill francaise").
   Дата в "Летописи": июнь 1800 г.
   Опубл.:
   СвМ 1802. С. 95-101 (загл.: Поэтический восторг при созерцании природы: ода; подражание французскому);
   ОЛ 1805. С. 73-77 (загл.: Пиитическое созерцание природы; с изменениями и прим. об источнике перевода); Стих. 1821. С. 28-33 (с подзагол.: Подражание французскому; с незначительными поправками); Востоков 1935. С. 100-103.
   Перепечатано: ПРП Ч. 5, кн. 9. С. 23-29.
  
   Видение мусульманина (с французского, г-на Дората).
   Заглавие оригинала: Dorat C.J. Le reve d'un masulman.
   Дата в "Летописи": июль 1800 г.
   Опубл.:
   ОЛ 1805. С. 86-96.
  
   Осеннее утро.
   Дата в "Летописи": октябрь 1800 г.
   Опубл.:
   Сокращенная библиотека в пользу господам воспитанникам первого кадетского корпуса / [Изд. П.С.Железников]. Ч. 2. СПб., 1802. С. 163-166; СвМ 1802. С. 24-25 (перепечатаны первые шесть строф);
   ОЛ 1805. С. 25-28 (с подзагол.: В октябре  1800 года; с некоторыми изменениями в строфах 2, 5-7);
   Стих. 1821. С. 17-20 (с датой в заглавии: 1800; без 3 и 11 строфы, с изменениями по тексту); Востоков 1935. С. 92-94.
   Перепечатано: Собрание русских стихотворений... М., 1810. Ч. 1. С. 233-236; ПРП Ч. 3, кн. 5. С. 35-38; Собрание образцовых русских сочинений... СПб., 1815. Ч. 1. С. 257-260.
  
   Царство  очарований.
   Дата в "Летописи": ноябрь 1800 г. Прочитано в ВОЛСНХ 10 мая 1802 г.
   Опубл.:
   СвМ 1803. С. 6-15;
   ОЛ 1805. С. 28-32 (с небольшими изменениями);
   Стих. 1821. С. 41-46 (с изменениями).
   Перепечатано: Собрание русских стихотворений... М., 1810. Ч. 1. С. 95-99; ПРП Ч. 3, кн. 5. С. 169-175.
   Востоков 1935. С. 109-112
  
   1801
   К богине души  моей.
   Дата в "Летописи": янв. 1801 г.
   Опубл.:
   СвМ 1802. С. 76-79 (1 ред.);
   ОЛ 1805. С. 32-34 (2 ред.; с подзагол.: Элегия);
   Стих. 1821. С. 11-12 (3 ред.; с датой в заглавии: 1800); Востоков 1935. С. 88.
  
   Ода достойным.
   Дата в "Летописи": март 1801 г.
   Опубл.:
   СвМ 1802. С. 5-8; ОЛ 1805. С. 44-46 (с датой в заглавии: В 1801-м году);
   Стих. 1821. С. 61-63 (с изменениями во 2 и последней строфах); Востоков 1935. С. 122-123.
  
   При известии о кончине ее имп. высочества госуд. в. княгини Александры Павловны.
   Датировано по дню смерти Александры Павловны 4 марта 1801 г. А.Х.Востоков представил в ВОЛСНХ до 15 марта 1805 г. также "Стихи к И.П.Мартосу на монумент Александры Павловны" (из текста неясно, имеется ли ввиду это или какое-либо другое, не известное в печати стихотворение).
   Опубл.:
   ОЛ 1806. С. 9-10.
  
   Парнас или гора изящности.
   Дата в "Летописи": апр. 1801 г.
   Опубл.:
   Сокращенная библиотека в пользу господам воспитанникам первого кадетского корпуса / [Изд. П.С.Железников]. Ч. 2. СПб., 1802. С. 166-175; ОЛ 1805. С. 34-44;
   Стих. 1821. С. 50-61 (без строф 16-21); Востоков 1935. С. 115-121.
  
   К Теону.
   Прочитано в ВОЛСНХ 10 мая 1802 г.
   Опубл.:
   СвМ 1803. С. 99-104 (загл.: Осенний вечер. К Теону);
   ОЛ 1805. С. 46-49 (загл.: Осень: ода к Теону, в 1801-м  году; с некоторыми изменениями по тексту);
   Стих. 1821. С. 63-68 (с датой в заглавии: в осень 1801 года; с небольшими изменениями); Востоков 1935. С. 124-127.
   Перепечатано: Собрание русских стихотворений... М., 1810. Ч. 1. С. 159-162; Собрание образцовых русских сочинений... СПб., 1815. Ч. 1. С.75-79.
   Илл.: "Ветры подземные, напав на Цибеллу, хотят лишить ее царства" - грав. Е.Скотникова по рис. Г.-Ф.Дойена (1803).
  
   1802
   Видение в майскую ночь. К Флору.
   Дата в "Летописи": янв. 1802 г. Прочитано в ВОЛСНХ 2 февр. 1802 г.
   Опубл.:
   СвМ 1803. С. 64-68 (загл.: Явление усопшего: (Стихи к Флору));
   ОЛ 1805. С. 50-52 (с подзагол.: Ода  к Флору; с прим. о сафическом размере и некоторыми изменениями по тексту); Стих. 1821. С. 68-70; Востоков 1935. С. 128-129.
   Перепечатано: Собрание русских стихотворений... М., 1810. Ч. 2. С. 64-66; Собрание образцовых русских сочинений... СПб., 1815. Ч. 2. С. 109-111 (2 изд. 1821. С. 95-97).
  
   Светлана и Мстислав: богатырская  повесть в четырех песнях.
   Дата в "Летописи": янв. 1802 г. Прочитано в ВОЛСНХ 2 февр. 1802 г. (песнь 1), в марте-июле 1803 г.
   Опубл.:
   ОЛ 1806 С. 81-99 (загл.: Светлана  и Мстислав. Древний романс, в четырех песнях);
   Стих. 1821. С. 75-96 (с небольшими изменениями); Востоков 1935. С. 134-146.
   Перепечатано: Собрание русских стихотворений... М., 1811. Ч. 3. С. 18-33; Собрание образцовых русских сочинений... СПб., 1815. Ч. 3. С. 35-51 (2 изд. 1821. С. 30-45).
  
   Полинька.
   Дата в "Летописи": март 1802 г.
   Опубл.:
   ПИ 1804. С. 32-33; ОЛ 1806 С. 16-17 (с подзагол.: Элегия; и схемой стихотворного размера); Стих. 1821. С. 110-111; Востоков 1935. С. 154-155.
  
   Седьмая ода Сафы (по французскому переводу).
   Прочитано в ВОЛСНХ 26 апреля 1802 г.
   Опубл.:
   СвМ 1803. С. 62-63; Востоков 1935. С. 252.
  
   К Мельпомене (Горациева ода).
   Заглавие оригинала: Hor. carm. 3.30 ("Exegi monumentum aere perennius..."). Прочитано в ВОЛСНХ 26 апреля 1802 г.
   Опубл.:
   ОЛ 1806. С. 72-73 (в примечаниях к стихотворению "К А.Г.Волкову в декабре 1802 года" как образец первого асклепиадского размера); Востоков 1935. С. 253.
  
   К Борею в мае.
   Прочитано в ВОЛСНХ 3 мая 1802 г.
   Опубл.:
   СвМ 1803. С. 83-85 (с подзагол.: В 1-й день мая 1802);
   ОЛ 1805. С. 52-54 (с примечанием о горацианском размере и небольшими изменениями по тексту);
   Стих. 1821. С. 71-72 (с изменением нескольких слов во 2 и 7 строфах); Востоков 1935. С. 130-131.
  
   Восторг желаний.
   Прочитано в ВОЛСНХ 12 июля 1802 г.
   Опубл.:
   СвМ 1803. С. 54-55 (загл.: Желания);
   ОЛ 1805. С. 54-55 (с датой в заглавии: в 1802 году; с изменением нескольких слов в 1-2 и последней строфах); Востоков 1935. С. 254-255.
  
   К солнцу: 1802, августа 25-го, во время болезни.
   Опубл.:
   ОЛ 1805. С. 55-56; Востоков 1935. С. 256.
  
   К другу [И.А.Иванову]. В сентябре 1802 года.
   Опубл.:
   ОЛ 1805. С. 57-58; Востоков 1935. С. 257-258.
  
   К А.Г.Волкову в декабре 1802 года.
   Опубл.:
   ПИ 1804. С. 28-30 (загл.: К А. Г. В. [Волкову]); ОЛ 1806. С. 10-11 (с примечанием об асклепиадском размере); Стих. 1821. С. 103-104; Востоков 1935. С. 152.
   Перепечатано: Собрание русских стихотворений... М., 1810. Ч. 1. С. 200-201; Собрание образцовых русских сочинений... СПб., 1815. Ч. 1. С. 83-84.
  
   К трехмесячной девочке, когда она на руках матери спала. 1802.
   Опубл.:
   ОЛ 1806. С. 14-15; Стих. 1821. С. 104-106.
  
   Надгробная Михаилу Ивановичу Козловскому.
   Датировано по году смерти М.И.Козловского (ум. 1802). Представлено в ВОЛСНХ до 15 марта 1805 г.
   Опубл.:
   ОЛ 1806. С. 22 (загл.: Эпитафия Михаилу Ивановичу Козловскому; с прим. об элегическом стихе); Стих. 1821. С. 156; Востоков 1935. С. 188.
  
   Сиона (Клопштокова ода).
   Заглавие оригинала: Klopstock F.-G. Siona.
   Опубл.:
   СвМ 1802. С. 32-35.
  
   Радклифская ночь.
   Заглавие оригинала: Nuit // Radcliffe A. La Forеt, ou l'Abbaye de Saint-Clair. Paris, 1798. V. 1. P. 163-164.
   Опубл.:
   СвМ 1802. С. 105-108 (загл.: Ночь: из романа: "La Forеt", сочинения Анны Радклиф);
   ОЛ 1805. С. 70-73 (с небольшими изменениями); Востоков 1935. С. 259-260.
  
   1803
   Амимона (Пятая кантата Жан Батиста Руссо).
   Заглавие оригинала: Rousseau J.B. Amymone.
   Опубл.:
   СвМ 1803. С. 56-61 (с подзагол.: Вольный перевод);
   ОЛ 1805. С. 81-84 (с изменением некоторых строк); Востоков 1935. С. 279-281.
  
   Похвала Вакху (Горациева II книги 19 ода; размером подлинника).
   Опубл.:
   СвМ 1803. С. 86-88 (1 ред.);
   ОЛ 1805. С. 84-85 (2 ред.); Стих. 1821. С. 73-74; Востоков 1935. С 132-133.
  
   Мессиада [Ф.-Г. Клопштока]: песнь V, от 1 стиха до 148. Опыт дактилохореическаго эксаметра.
   Заглавие оригинала: Klopstock F.-G. Der Messias.
   Опубл.:
   СвМ 1803. С. 106-119.
  
   Весенняя песнь.
   Дата в "Летописи": апрель 1803 г.
   Опубл.:
   ПИ 1804. С. 19-21; ОЛ 1806. С. 1-3;
   Стих. 1821. С. 112-115 (с датой в заглавии: 1803; с небольшими изменениями); Востоков 1935. С. 156-157.
   Перепечатано: Собрание русских стихотворений... М., 1810. Ч. 1. С. 31-33; Собрание образцовых русских сочинений... СПб., 1815. Ч. 1. С. 104-106 [вар. как в Стих.]; ПРП Ч. 6, кн. 11. С. 68-71.
  
   Певислад и Зора: древняя повесть, в пяти идиллиях.
   Дата в "Летописи": окт. 1803 г. Представлена в ВОЛСНХ в сент.-окт. 1803 г.
   Рукопись: архив Востокова.
   Опубл.:
   ПИ 1804. С. 145-175 (без подписи; в четырех идиллиях);
   ОЛ 1806. С. 100-127 (с изменениями: вторая идиллия распространена и разделена на две); Востоков 1935. С. 261-262, 265-278.
  
   Услаждение зимнего вечера.
   Дата в "Летописи": дек. 1803 г.
   Опубл.:
   ПИ 1804. С. 7-8; ОЛ 1806. С. 20-21 (с датой в заглавии: 1803); Стих. 1821. С. 115-117; Востоков 1935. С. 158-159.
  
   1804
   Пряслица (Феокритова 28-ая идиллия).
   Заглавие оригинала: Theocr. 28.
   Опубл.: ПИ 1804. С. 17-19; Востоков 1935. С. 282.
  
   К Венере ([Перевод Горациевой оды] "O Venus, regina Cnidi Papnique etc.").
   Заглавие оригинала: Hor. carm. 1. 30.
   Опубл.:
   ПИ 1804. С. 22; ОЛ 1805. С. 86; Востоков 1935. С. 283.
  
   История и баснь. Ф.Ф.Репнину.
   Опубл.:
   ПИ 1804. С. 22-28; ОЛ 1806. С. 5-9;
   Стих. 1821. С. 97-102 (с небольшими изменениями); Востоков 1935. С. 149-151.
   Илл.: "Поэзия засвечивает у огня небесного два светильника, чтобы уделить один из них Гению живописи"  - грав. М.А.Иванова по рис. И.А.Иванова (илл. к кн. 2 Стих. 1821).
  
   К строителям храма познаний.
   Опубл.:
   ПИ 1804. С. 30-32; ОЛ 1806. С. 4-5;
   Стих. 1821. С. 108-109 (с изменением концовки); Востоков 1935. С. 153.
  
   Откровение Музы.
   Дата в "Летописи": июнь 1804 г.
   Опубл.:
   ОЛ 1806. С. 128-129; Стих. 1821. С. 126-128; Востоков 1935. С. 167-168.
  
   Листопад и цветень.
   Дата в "Летописи": окт. 1804 г. Представлено в ВОЛСНХ в ноябре 1804 г.
   Рукопись: архив ВОЛСНХ, д. 14.17 (л. 24-24 об.; писарская копия).
   Опубл.:
   ОЛ 1806. С. 18-19 (с датой в заглавии: 1804); Стих. 1821. С. 128-130; Востоков 1935. С. 169-170.
  
   Три царства природы (подражание Лессингу).
   Заглавие оригинала: Lessing G.-E. Die drei Reiche der Natur.
   Представлено в ВОЛСНХ в ноябре 1804 г.
   Рукопись: архив ВОЛСНХ, д. 14.17 (л. 29-29 об.; авторизованный список, с исправлением текста 14 стиха).
   Опубл.:
   ОЛ 1806. С. 39-40; Стих. 1821. С. 157-159; Востоков 1935. С. 190.
  
   1805
   Каллиопе (Горация 3 кн., ода IV "Descende coelo etc.").
   Представлено в ВОЛСНХ до февр. 1805 г.
   Опубл.:
   ОЛ 1806. С. 50-53 (под общим  заглавием с другими переводами од Горация "Оды из Горация");
   Стих. 1821. С. 133-137 (с небольшими изменениями); Востоков 1935. С. 173-175.
  
   Хризанфу.
   Дата в "Летописи": февр. 1804 г. Представлено в ВОЛСНХ до 15 марта 1805 г.
   Опубл.:
   ОЛ 1806. С. 26-29 (загл.: Стансы Хризанфу. 1805 года);
   Стих. 1821. С. 138-140 (с датой в заглавии: 1805, с некоторыми изменениями); Востоков 1935. С. 176-177.
  
   Утро: эклога.
   Представлено в ВОЛСНХ до марта 1805 г.
   Рукопись: архив ВОЛСНХ, д. 14.18 (писарская копия).
   Опубл.:
   ОЛ 1806. С. 23-26 (загл.: Весеннее утро: эклога); Стих. 1821 С. 117-121; Востоков 1935. С. 160-162.
  
   Проглоченный Леля (из Антологии).
   Представлено в ВОЛСНХ до марта 1805 г.
   Рукопись: архив ВОЛСНХ, д. 14.19 (л. 28 об.; писарская копия).
   Опубл.:
   ОЛ 1806. С. 38-39; Стих. 1821. С. 157; Востоков 1935. С. 189.
  
   Сафо.
   Заглавие оригинала: [Псевдо-Сафо. К Фаону: Ода IX ] // Bibliotheque universelle des dames. Troisieme classe. Vol. VIII: Melanges. [1785]. P. 112-130.
   Представлено в ВОЛСНХ до марта 1805 г.
   Рукопись: архив ВОЛСНХ, д. 14.19 (л. 27-28; загл.: XVIII ода Сафы: вольный перевод размером подлинника; авторизованный список с правкой во 2 строфе).
   Опубл.:
   ОЛ 1806. С. 47-49 (с схемой стихотворного размера); Стих. 1821 С. 130-133; Востоков 1935. С. 171-172.
  
   Ахелой, Вакх и Вертумн (Подражание Рамлеру).
   Заглавие оригинала: Ramler K.W. Achelous, Bacchus und Vertumnus.
   Представлено в ВОЛСНХ до 15 марта 1805 г.
   Опубл.:
   ОЛ 1806. С. 41-44; Востоков 1935. С. 284-286.
  
   К Аполлону, или желания поэта ([Гораций] Кн. 1, ода XXXI "Quid dedicatum poscit Apollinem").
   Представлено в ВОЛСНХ до 15 марта 1805 г.
   Опубл.:
   ОЛ 1806. С. 54-55 (загл: К Аполлону, кн. 1-ой ода...; под общим  заглавием с другими переводами од Горация "Оды из Горация"); Стих. 1821. С. 121-122 (под общим  заглавием "3 Горациевы оды"); Востоков 1935. С. 163.
  
   К Лицинию, о средственности ([Гораций] Кн. 2, ода X "Rectius vives etc.").
   Представлено в ВОЛСНХ до 15 марта 1805 г.
   Опубл.:
   ОЛ 1806. С. 56-57 (под общим  заглавием с другими переводами од Горация "Оды из Горация"); Стих. 1821 С. 123-124 (под общим  заглавием "3 Горациевы оды"); Востоков 1935. С. 164.
  
   Пир Александра или могущество музыки (Драйденова кантата на день Цецилии, изобретательницы органов).
   Заглавие оригинала: Dryden J. Alexander's Feast, or the power of musick (перевод выполнен с нем. перевода К.В.Рамлера "Alexanders Fest oder die Gewalt der Musik").
   Дата в "Летописи": март 1804 г. Представлено в ВОЛСНХ до 15 марта 1805 г.
   Опубл.:
   ОЛ 1806. С. 63-71 (с примечанием об источнике перевода); Стих. 1821 С. 145-155 (с изменениями в трех строках); Востоков 1935. С. 181-187.
  
   Письмо о счастии к И.А.Иванову.
   Дата в "Летописи": апр. 1805 г.
   Опубл.:
   ОЛ 1806. С. 29-32;
   Стих. 1821 С. 141-143 (изъят фрагмент в середине (строки 46-60) и концовка предыдущей публикации); Востоков 1935. С. 178-179.
  
   Похвала Меркурию ([Гораций] кн. 1, ода X. "Mercuri Facunde, etc.").
   Дата в "Летописи": апр. 1805 г. (? "переводы из Горация").
   Опубл.:
   ОЛ 1806. С. 55-56 (под общим  заглавием "Оды из Горация"); Востоков 1935. С. 287.
  
   К Меценату, о спокойствии духа ([Гораций] Кн. 3, оды XXIX окончание, от стиха: "...prudens futuri ets.").
   Дата в "Летописи": апр. 1805 г. (? "переводы из Горация").
   Опубл.:
   ОЛ 1806. С. 58-59 (под общим  заглавием "Оды из Горация"); Стих. 1821 С. 124-126 (под общим  заглавием "3 Горациевы оды"; с исправлением нескольких слов); Востоков 1935. С. 165-166.
  
   К Иулу Антонию, о Пиндаре ([Гораций] Кн. 4-ой, оды II начало: "Pindarum quisquis studet aemulari etc.").
   Дата в "Летописи": апр. 1805 г. (? "переводы из Горация").
   Опубл.:
   ОЛ 1806. С. 60-61 (под общим  заглавием "Оды из Горация"); Востоков 1935. С. 288-289.
  
   При известии о смерти Шиллера.
   Дата в "Летописи": май 1805 г.
   Опубл.:
   ОЛ 1806. С. 33-35; Стих. 1821 С. 161-164; Востоков 1935. С. 191-193.
  
   Пленники: идиллия.
   Опубл.:
   ОЛ 1806. С. 12-13 (с схемой стих. размера); Стих. 1821 С. 106-108.
  
   К брату и сестре, отменно пригожим, но кривым (с латинского).
   Заглавие оригинала: Amalteo J. "Lumine Acon dextro..." (четверостишие указано и воспроизведено в примечаниях к ОЛ, с. 76.)
   Опубл.:
   ОЛ 1806. С. 45; Востоков 1935. С. 296.
  
   Изящнейшие феномены (из Шиллера).
   Заглавие оригинала: Schiller F. Die schonste Erschenung.
   Опубл.:
   ОЛ 1806. С. 46; Востоков 1935. С. 297.
  
   На смерть воробья (подражание Катуллу).
   Опубл.:
   ОЛ 1806. С. 62;
   Стих. 1821. С. 144 (с изменениями); Востоков 1935. С. 180.
  
   Ода  времени.
   Дата в "Летописи": окт. 1805 г. Прочитано в ВОЛСНХ 18 нояб. 1805 г.
   Рукопись: архив ВОЛСНХ, д. 112.3 (писарская копия, с датой в конце текста: ноября 9-го 1805).
   Опубл.:
   Цветник. 1809. Ч. 1, N 2. С. 157-160 (загл.: Время); Стих. 1821. С. 164-166 (с небольшими изменениями и датой в заглавии: 1805); Востоков 1935. С. 194-195.
  
   Ода на счастие [Ж.Б.Руссо]: новый перевод в декабре 1805 года.
   Заглавие оригинала: Rousseau J.B. A la Fortune.
   Дата в "Летописи": нояб. 1805 г. Прочитано в ВОЛСНХ 30 дек. 1805 г. Ранняя редакция перевода выполнена в 1793-1794 гг., см.: Срезневский В.И. Заметки о стихотворениях А.Х.Востокова, касающихся его жизни // Памяти Л.Н.Майкова. СПб., 1902. С. 163.
   Рукописи: архив А.Х.Востокова (с вычеркнутой пометой: "На случай Австерлицкого сражения кампании 1805 года, успехов Бонапартовых"); архив ВОЛСНХ, д. 112.1 (писарская копия, л. 1 рукописи воспроизведен в кн.: Востоков 1935 С. 291 (илл. 13, в подписи на с. 461 определена как автограф)).
   Опубл.:
   Востоков 1935. С. 290, 293-295 (по рукописи архива ВОЛСНХ);
   Талия 1807. С. 145-149.
  
   1806
   Эпиталам Клеанту и Делии.
   Прочитано в ВОЛСНХ 2 июня 1806 г. Вероятно, написан к свадьбе И. А. Иванова (в апр. 1806 г.).
   Опубл.:
   Стих. 1821. С. 173-180; Востоков 1935. С. 201-204.
  
   Третья Грация (подражание Гердеру).
   Заглавие оригинала: Herder J.G. Die Kunst.
   Прочитано в ВОЛСНХ 5 мая 1806 г.
   Опубл.:
   Стих. 1821. С. 167-170; Востоков 1935. С. 196-198.
  
   Гимн ("Озари, святая радость...").
   Опубл.:
   [Описание публичного собрания Императорской Академии художеств] сентября 1-го дня 1806 года. - [СПб.]: Печатано в типографии Ф.Дрехслера, 1806. С. 19-20 (с пояснением изд. на с. 19 перед текстом: ...заседание заключено торжественным хором, петым певчими придворной капеллы вместе с инструментальною музыкою. Слова бывшего воспитанника академии Александра Востокова, музыка сочинение г. почетного члена Дмитрия Степановича Бортнянского). Брошюра целиком перепечатана: Московские ведомости, 1806, N 76.
  
   1807
   Гимн услаждению (из Лафонтеновой "Amours de Psyche").
   Заглавие оригинала: La Fontaine J. Des amours de Psyche et de Cupidon (part 2; 1669).
   Рукопись: архив ВОЛСНХ, д. 112.2 (автограф, см.: л. 1, 1 об.). Прочитано в ВОЛСНХ 12 янв. 1807 г.
   Опубл.:
   Цветник. 1810. Ч. 5, N 3. С. 287-291; Стих. 1821. С. 170-172; Востоков 1935. С. 199-200.
  
   Цветок и девица (стихи на заданные рифмы).
   Опубл.:
   Талия 1807. С. 150-151 (загл.: Стихи на заданные рифмы);
   Стих. 1821. С. 159-160 (с изменениями во второй строфе).
  
   К возлюбленной: эпиграмма (из Антологии).
   Опубл.:
   Талия 1807. С. 151; Востоков 1935. С. 298.
  
   Бог в нравственном мире.
   Прочитано в ВОЛСНХ 21 сент. 1807 г. В архиве ВОЛСНХ имеется рецензия на это стихотворение Н.Ф.Остолопова (д. 57.29). Прочитано в ВОЛРС 10 янв. 1821 г. (А.Х.В. избран почетным членом ВОЛРС 23 авг. 1820 г.).
   Опубл.:
   Цветник. 1810. Ч. 6, N 4. С. 1-16 (1 ред., с строкой о "языческих законодателях");
   Стих. 1821. С. 188-197 (2 ред.); Труды ВОЛРС. 1821. Ч. 13, N 2. С. 243-251 (с цензурными изъятиями: строки 12, 77-82 заменены отточиями, нет примечания о Моисее); Востоков 1935. С. 208-213.
   Перепечатано: Собрание образцовых русских сочинений... Изд. 2. СПб., 1821. Ч. 2. С. 268-274.
  
   К зиме.
   Прочитано в ВОЛСНХ 30 нояб. 1807 г.
   Опубл.:
   Цветник. 1809. Ч. 4, N 11. С. 228-232;
   Стих. 1821. С. 204-207 (с датой в заглавии: В ноябре 1808 <так!> года; с изменениями по тексту); Востоков 1935. С. 217-219.
  
   Свидание с музой.
   Возможно, именно это стихотворение прочитано в ВОЛСНХ 8 февр. 1812 г. (под заглавием "К Музе в 1807 г.").
   Рукописи: архив А.Х.Востокова (два списка).
   Опубл.:
   Срезневский В.И. Заметки о стихотворениях А.Х.Востокова, касающихся его жизни // Памяти Л.Н.Майкова. СПб., 1902. С. 172-173; Востоков 1935. С. 360-361.
  
   1808
   Похвала россиянам в 1807 году.
   Прочитано в ВОЛСНХ 7 марта 1808 г. (под заглавием "Слава русских в 1807 году").
   Опубл.:
   Стих. 1821. С. 183-186.
  
   Взор на Европу.
   Прочитано в ВОЛСНХ 13 июня 1808 г. (под заглавием "Взгляд на Европу").
   Опубл.:
   Стих. 1821. С. 186-188.
  
   К кораблю (Горациева ода 1-ой кн. 14-ая. "О nаvis, referent in mare te novi Fluctus? etc.").
   Прочитано в ВОЛСНХ 4 марта 1811 г.
   Рукопись: архив А.Х.Востокова (с пометой: "переведена 1808; чит. в Общ. 1811, март. 4".
   Опубл.:
   Востоков 1935. С. 299.
  
   1810
   [Гете И.-В. Ифигения в Тавриде. Действие 1. Явления 1-2. Перевод размером подлинника].
   Заглавие оригинала: Goethe J.W. Iphigenie auf Tauris.
   Прочитано в ВОЛСНХ 9 июля 1810 г. ("перевод первого явления ... такими же стихами, какими писан оригинал").
   Рукопись: архив А.Х.Востокова.
   Опубл.:
   Неизданные переводы из Гете: А.Востоков [и др.] // Литературное наследство. 1932. N 4-6. С. 653-659; Востоков 1935. С. 300-309.
  
   Гимн негодованию (С греческого).
   Заглавие оригинала: YmnoV eiV Nemesin (в примечании пер. указан автор оригинала - Мезодим, и источник перевода: Brunck R.F. Analekta veterum poetarum graecorum, t. II [4 ed. Strassburg, 1785. P. 292]; в действительности, автор оригинала - Месомед, греческий поэт  II века (см.: Востоков 1901. С. 103; Античная поэзия в русских переводах XVIII-XX вв. / Составитель Е.В.Свиясов. СПб., 1998.  N 1677)).
   Прочитано в ВОЛСНХ 23 дек. 1810 (под загл.: Гимн возмездию), 1 февр. и 13 июня 1812 г.
   Рукопись: архив ВОЛСНХ, д. 49.5 (автограф, ред. СПВест, прочитанная 13 июня 1812 г., с правкой строк 16-17).
   Опубл.:
   СПВест Ч. 2, N 6. С. 258-259 (1 ред.); Стих. 1821. С. 181-183; Востоков 1935. С. 207;
   СО 1814 Ч. 11, N 1. С. 19-20 (загл.: Гимн Немезиде (с греческого); 2 ред.).
   Илл.: "Негодование или Немезис и летящее Правосудие"  - грав.  И.В.Ческого по рис. И.А.Иванова (илл. к кн. 3 Стих. 1821).
  
   1811
   Жалобы девушки (из Шиллера).
   Заглавие оригинала: Schiller F. Des Madchens Klage.
   Прочитано в ВОЛСНХ 4 марта 1811 г.
   Рукопись: архив А.Х.Востокова (c пометой: "1811, март 4", на одном листе с переводом оды Горация "К кораблю").
   Опубл.:
   Востоков 1935. С. 310.
  
   К Гарпократу. Ода немого.
   Прочитано в ВОЛСНХ 15 июля 1811 г.
   Опубл.:
   СПВест Ч. 1, N 1. С. 49-51; Стих. 1821. С. 209-211; Востоков 1935. С. 221-222.
  
   Полим и Сияна: Новгородская баснь.
   Прочитано в ВОЛСНХ 26 авг. и 21 окт. 1811 г. (с подзаголовком: Идиллия).
   Опубл.:
   СПВест Ч. 1, N 2. С. 167-181 (с подзаголовком: Древняя повесть; без разделения на песни); Стих. 1821. С. 211-231 (с незначительными изменениями); Востоков 1935. С. 223-235.
  
   Моя богиня [из Гете].
   Заглавие оригинала: Goethe J.W. Meine Gottin.
   Прочитано в ВОЛСНХ 28 дек. 1811 г.
   Рукопись: архив А.Х.Востокова.
   Опубл.:
   Неизданные переводы из Гете: А.Востоков [и др.] // Литературное наследство 1932 N 4-6. С. 651-652; Востоков 1935. С. 311-312.
  
   1812
   Надежда (из Гете).
   Заглавие оригинала: Goethe J.W. Hoffnung.
   Прочитано в ВОЛСНХ 14 марта 1812 г.
   Рукописи (автографы): архив А.Х.Востокова; архив ВОЛСНХ, д. 2.12, л. 1.
   Опубл.:
   СПВест Ч. 1, N 3. С. 286 (без подзаголовка; подп.: А.В.; с опечаткой в 7 строке: "остаток"); Стих. 1821. С. 208; Востоков 1935. С. 220.
  
   Вафтруднер: Отрывок из баснословных преданий скандинавских, изданных под названием "Эдды" (по немецкому переводу Гретера русским сказочным размером).
   Заглавие оригинала: Die Fabel von Wafthrudner // Greter F.D. Nordische Blumen. Leipzig, 1789. S. 123-146.
   Прочитано в ВОЛСНХ 18 апр. 1812 г. (с подзагол.: "...стихотворение, писанное древнерусской мерою").
   Рукопись: архив А.Х.Востокова.
   Опубл.:
   Востоков 1935. С. 313-323.
  
   Отрывок из Вергилиевых "Георгик": Начало 3-ей книги о скотоводстве (размером подлинника).
   Заглавие оригинала: P. Vergilius Maro. Georgicon. 3. 1-112.
   Прочитано в ВОЛСНХ 9 мая 1812 г.
   Рукопись: архив А.Х.Востокова.
   Опубл.:
   Востоков 1935. С. 324-327.
  
   Неразрешимый узел (Из сочинений Якова Бальде, латинского стихотворца 17-го столетия).
   Прочитано в ВОЛСНХ 4 июля 1812 г.
   Рукопись: архив ВОЛСНХ, д. 49.4 (автограф).
   Опубл.:
   СПВест Ч. 2, N 6. С. 261-262 (с прим. авт. на с. 261: Из сочинений Иакова Бальде, латинского стихотворца 17-го столетия, которого преложил Гердер на немецкий язык); Стих. 1821. С. 232-233 (с датой в заглавии: В июле 1812 года); Востоков 1935. С. 236-237.
  
   Мысли при чтении молитвы Господней (Подражание Клопштоку).
   Заглавие оригинала: Klopstock F.-G. Psalm.
   Прочитано в ВОЛСНХ 1 авг. 1812 г.
   Рукопись: архив ВОЛСНХ, д. 90 (автограф; под загл.: Парафразис молитвы Господней; с небольшими отличиями от опубл.).
   Опубл.:
   Стих. 1821. С. 198-200.
  
   Три слова (из Шиллера).
   Заглавие оригинала: Schiller F. Die Worte des Glaubens (1797).
   Прочитано в ВОЛСНХ 26 сент. 1812 г.
   Рукопись: архив ВОЛСНХ, д. 91 (автограф; под загл.: Словеса веры; с отличиями от опубл. - заменена 2 строфа. Текст первоначальной редакции, ранее опубл.: Востоков 1935. С. 406-407).
   Опубл.:
   Стих. 1821. С. 201-202; Востоков 1935. С. 214-215.
  
   К россиянам.
   Прочитано в ВОЛСНХ 31 окт. 1812 г.
   Опубл.:
   СО 1812 Ч. 1, N 4. С. 168-172 (загл.: К россиянам: дифирамб); Стих. 1821. С. 236-240 (с датой в заглавии: в октябре 1812; с незначительными изменениями).
   Перепечатано: Собрание стихотворений, относящихся к незабвенному 1812 году. М., 1814. Т. 1. С. 104-106.
  
   Любовь и мудрость (подражание).
   Прочитано в ВОЛСНХ 31 окт. 1812 г.
   Опубл.:
   СПВест Ч. 3,  N 8. С. 158 (с подп.: А. В); Стих. 1821. С. 208-209 (изменена концовка).
  
   Прощание с 1812 годом (декабря 12, во всерадостный день рождения его императорского величества).
   Опубл.:
   СО 1812 Ч. 2, N 10. С. 183-184; Стих. 1821. С. 240-242 (с незначительными изменениями).
   Перепечатано: Собрание стихотворений, относящихся к незабвенному 1812 году. М., 1814. Т. 1. С. 147-149.
  
   "Я русской верности и веры не нарушу...".
   Рукопись: архив А.Х.Востокова.
   Опубл.:
   ПР 1979. С. 27, 116 (с некорректно поставленным тире в первой строке: "Я русский - верности и веры не нарушу...").
   Кроме четверостишия А.Х.Востокова сюжету "Русский Сцевола" посвящены четыре так называемых "карикатуры" 1812 г. (в т. ч. И.И.Теребенева и И.А.Иванова; см.: Верещагин В.А. Русская карикатура. Т. 2: Отечественная война (И.И.Теребенев, А.Г.Венецианов, И.А.Иванов). СПб., 1912. N 192-195), а также скульптура В.И.Демут-Малиновского. Возможно, стихотворение, упомянутое В.И.Срезневским, но впервые опубликованное в 1979 г., было создано  как подпись для одной из упомянутых гравюр.  В основе всех этих произведений лежит исторический анекдот, опубликованный в журнале СО (1812 Ч. 1, N 4. С. 168; на этой же странице начинается стихотворение А.Х.Востокова "К россиянам"): "В армии Наполеона (как у нас на конских заводах) клеймят солдат, волею или неволею вступающих в его службу. Следуя сему обыкновению, французы наложили клеймо на руку одного крестьянина, попавшегося им в руки. С удивлением спросил он, для чего его оклеймили? Ему отвечали - это знак вступления в службу Наполеона. Крестьянин схватил из-за пояса топор и отсек себе клейменую руку. Нужно ли сказывать, что сей новый Сцевола был русский? Одна мысль служить орудием Наполеону или принадлежать к числу преступных исполнителей воли тирана подвигла его к сему геройскому поступку. Что б сделал сей русский, если б провидение представило ему случай быть Курцием своего отечества?".
  
   1813
   Изречения Конфуция (из Шиллера).
   Заглавие оригинала: Schiller F. Spruche des Confucius (1795).
   Прочитано в ВОЛСНХ 20 марта 1813 г.
   Рукопись: архив ВОЛСНХ, д. 2.3 (автограф).
   Опубл.:
   Востоков А.Х. Опыт о русском стихосложении. СПб., 1817. С. 165-166; Стих. 1821. С. 234-235 (с подзагол.: Русским сказочным размером); Востоков 1935. С. 238-239.
  
   Российские реки.
   Опубл.:
   СО 1813 Ч. 3, N 1. С. 45; Стих. 1821. С. 242-243 (с датой в заглавии: В 1813 году); Востоков 1935. С. 240.
  
   Ода на день восшествия на всероссийский престол его императорского величества государя императора Александра I. 1813 года марта 12-го, и на истечение второго столетия по воцарении в России рода Романовых, воспоследствовавшем 1613 года марта 14-го дня.
   Опубл.:
   СО 1813 Ч. 4, N 11. С. 229-234; Стих. 1821. С. 244-253.
  
   На поражение Наполеона и бегство его от Лейпцига в 1813 году.
   Опубл.:
   Стих. 1821. С. 253-254.
  
   1814
   Песнь русскому царю (С немецкого: "Heil dir im Siegerkranz", на голос: "God save the king".)
   Опубл.:
   Стих. 1821. С. 255-256.
  
   К дщерям премудрости.
   Опубл.:
   СО 1814 Ч. 12, N 9. С. 104-105; Стих. 1821. С. 257-259 (с датой в заглавии: 1814).
  
   Государю императору на возвращение его величества в Россию по заключении всеобщего мира.
   Опубл.:
   СО 1814 Ч. 15, N 29. С. 118-119; Стих. 1821. С. 260-262.
  
   1815
   [Эпитафия И.И.Теребеневу (ум. 16 янв. 1815 г.)].
   Рукописи: архив А.Х.Востокова (два варианта).
   Опубл.:
   Востоков 1935. С. 328.
  
   А. Х. Востоков также опубликовал некролог И. И. Теребеневу (см.:  СО 1815 Ч. 19, N 4).
  
   До 1821
   Стихи в альбом.
   Опубл.:
   Стих. 1821. С. 203; Востоков 1935. С. 216.
  
   1821
   К друзьям.
   Рукописи: архив А.Х.Востокова (два списка, под загл.: К читателям).
   Опубл.:
   Северные цветы на 1826 г. СПб., 1826. С. 13 2-го сч.; Переписка А.X.Востокова в повременном порядке. СПб., 1873. С. XXV-XXVI (здесь же литографированный  снимок автографа стихотворения (табл. VII)); Востоков 1935. С. 329.
   Это стихотворение Востоков надписывал на экземплярах Стих. 1821, предназначенных для нескольких его близких друзей. Так, в письме к Н.И.Гречу от 16 апр. 1821 г. он сообщает: "Стихи, вписанные в ваш экземпляр, сочинены мною во время печатания книги моей и назначены первоначально к помещению в оной вместо предисловия, под заглавием "К читателям". Но я поусомнился их напечатать, находя, что они не могут для всех читателей быть интересны, и что немногие только снисходительные друзья моей музы войдут в мысль, какую я имел при сочинении сей небольшой апологии стихотворства, и простят мне пиитическое тщеславие, которым стихи сии отзываются. Я в самом деле боюсь, чтобы хвастливый тон сих стихов не выказался еще приметнее, когда они будут напечатаны особо в журнале. Ежели  им можно быть где напечатанным, так разве только в самой книге моей, при будущем издании, а теперь покаместь лучше им быть рукописным в экземплярах, принадлежащих коротким моим приятелям. Они вписаны таким образом в вашем экземпляре, и еще в трех других, моею рукою. Сообщая вам сии сомнения мои против напечатания помянутых стихов в журнале, представляю оное впрочем на вашу волю, ежели сомнения сии не покажутся вам уважительными. В случае помещения стихов сих в журнале, можно дать им заглавие "К друзьям моей Музы (Приписание на экземпляре стихотворений)".
  
   Чехиня.
   Заглавие оригинала: Na Sebe // Hanka V. Hankowy Pjsne. [Прага], 1819.
   Прочитано в ВОЛРС 3 окт. 1821 г.
   Опубл.:
   Труды ВОЛРС. 1821. Ч. 16, N 12. С. 354 (под общим заглавием "Богемские песни" вместе со следующим стихотворением); Востоков 1935. С. 330.
  
   Жалоба.
   Заглавие оригинала: Tuzhba ("Aj ty Labe Tiche...") // Hanka V. Hankowy Pjsne. [Прага], 1819.
   Прочитано в ВОЛРС 3 окт. 1821 г.
   Опубл.:
   Труды ВОЛРС. 1821. Ч. 16, N 12. С. 355-356 (под общим заглавием "Богемские песни" вместе с предыдущим стихотворением); Востоков 1935. С. 331.
  
   [На 25-ти летний юбилей высочайшего управления государыни императрицы Марии Феодоровны Воспитательным Обществом благородных девиц] ("День  торжеств и ликованья...").
   Рукописи: архив А.Х.Востокова (в двух ред.).
   Опубл.:
   Речь и собрание стихов, присланных от разных сочинителей, по случаю торжественного дня (ноября 12-го 1821 года), в который совершилось двадцатипятилетнее пребывание Общества благородных девиц под начальством и покровительством ее императорского величества государыни императрицы Марии Феодоровны. - [СПб.]: Печатано в типографии Императорской Российской академии, 1821. - С. 7 (без заглавия и подписи).
  
   Стихи, петые в благородном обществе девиц (Декабря в 10 день 1821 года) на случай радостного прибытия ее императорского высочества великой княгини Марии Павловны.
   Рукописи: архив А.Х.Востокова (в другой ред.).
   Опубл. (отд. изд., без указания автора):
   Стихи, петые в благородном обществе девиц (Декабря в 10 день 1821 года) на случай радостного прибытия ее императорского высочества великой княгини Марии Павловны. - В Санктпетербурге: В типографии Императорской Российской Академии, 1821. - [2], 4, [2] с. (Ценз.: Российская академия, 3 дек. 1821 г.).
  
   1825
   Братья Якшичи.
   Заглавие оригинала: Диjоба Jакшиhа // Народне српске пjесме, скупио и на свиjет издао Вук Стеф. Караджиh. [Лейпциг], 1823. Т. 3. С. 65-69 (N 3).
   Опубл.:
   Северные цветы на 1825 г. СПб., [1824]. С. 331-335 (под общим заглавием "Сербские песни" вместе с двумя следующими стихотворениями, публикация сопровождается примечанием пер. на с. 337); Востоков 1935. С. 337-339.
  
   Смерть любовников.
   Заглавие оригинала: Смрт драге и драгога // Народне српске пjесме... [Лейпциг], 1824. Т. 1. С. 87-88 (N 137).
   Опубл.:
   Северные цветы на 1825 г. СПб., [1824]. С. 335-336; Востоков 1935. С. 340.
  
   Свадебный поезд.
   Заглавие оригинала: Наjмилиje виhенье // Народне српске пjесме... [Лейпциг], 1824. Т. 1. С. 214-215 (N 313).
   Опубл.:
   Северные цветы на 1825 г. СПб., [1824]. С. 336-337; Востоков 1935. С. 341.
  
   Марко кралевич в темнице.
   Заглавие оригинала: Марко кральевиh у Азачкоj тавници // Народне српске пjесме... [Лейпциг], 1823. Т. 2. С. 197-203 (N 25).
   Опубл.:
   Труды ВОЛРС. 1825. Ч. 30, N 5. С. 169-176 (с прим пер.: Из сербских стихотворений); Востоков 1935. С. 332-336.
  
   1826
   Строение Скадра.
   Заглавие оригинала: Зиданье Скадра // Народне српске пjесме... [Лейпциг], 1823. Т. 2. С. 10-20 (N 5).
   Опубл.:
   Северные цветы на 1826 г. СПб., 1826. С. 43-52 (с примечанием пер.: Из "Сербских народных песен". Кн. II, N 5.); Востоков 1935. С. 342-348.
  
   1827
   Яня Мизиница.
   Заглавие оригинала: Jаньа Мльезиница // Народне српске пjесме... [Лейпциг], 1824. Т. 1. С. 280-281 (N 394).
   Рукописи: архив А.Х.Востокова.
   Опубл.:
   Северные цветы на 1827 г. СПб., 1827. С. 269-270 (под общим заглавием "Сербские песни" вместе с тремя следующими стихотворениями); Востоков 1935. С. 349-350.
  
   Сестра девяти братьев.
   Заглавие оригинала: Браhа и сестра // Народне српске пjесме... [Лейпциг], 1824. Т. 1. С. 300-304 (N 404).
   Рукописи: архив А.Х.Востокова.
   Опубл.:
   Северные цветы на 1827 г. СПб., 1827. С. 271-275; Востоков 1935. С. 351-354.
  
   Девица и солнце.
   Заглавие оригинала: Dевоjка и сунце // Народне српске пjесме... [Лейпциг], 1824. Т. 1. С. 134-135 (N 200).
   Рукописи: архив А.Х.Востокова.
   Опубл.:
   Северные цветы на 1827 г. СПб., 1827. С. 276; Востоков 1935. С. 355.
  
   Жалобная песня благородной Асан-агиницы.
   Заглавие оригинала: Жалостна песна племените Асан-агинице // Мала простонародньа славено-сербска песнарица, издана Вуком Стефановиhем [Караджичем]. Вена, 1814. С. 113-116 (N 7).
   Рукописи: архив А.Х.Востокова.
   Опубл.:
   Северные цветы на 1827 г. СПб., 1827. С. 277-281 (с примечанием пер.: Из первого издания "Сербских песен": Мала простонародньа славено-сербска песнарица, у Виени. 1814, стр. 113. - Мы употребили здесь русский сказочный размер с дактилическим окончанием); Востоков 1935. С. 356-358.
  
   Стихотворения неизвестного времени
   П.А.С. [Спасской] ("Давно я с музой разлучился...")
   Рукопись: архив А.Х.Востокова (в конце текста подпись: "... покорнейших ваших слуг. А.Востоков, А.Востокова").
   Опубл.:
   Срезневский В.И. Заметки о стихотворениях А.Х.Востокова, касающихся его жизни // Памяти Л.Н.Майкова. СПб., 1902. С. 162-163 (строки 1-8); ПР 1979. С. 118-119.
  
   "Когда-то, милый друг, удастся нам опять..."
   Рукопись: архив А.Х.Востокова.
   Опубл.:
   Востоков 1935. С. 359.
  

Неизданные стихотворения

  
   1806
   [Драматическая картина].
   Заглавия нет; его заменяет след. введение: "Театр представляет храм художеств, возвышенный на ступенях. Посреди оного на пьедестале бюст графа Строганова. Гении Живописи, Скульптуры и Архитектуры украшают пьедестал гирляндами. Прочие Гении, сидя на ступенях храма, плетут гирлянды. В продолжении сей немой сцены, Минерва спускается на облаке с музою Талиею, и, вступив во храм, возлагает на главу бюста венок из масличных ветвей".
   Рукопись: архив А.Х.Востокова (с датой: 1806).
   Около 1814
  
   [Эпитафия Каменскому ("Сын славного отца...")].
   Рукопись: архив А.Х.Востокова.
  
   1817
   "Отче наш небесный..."
   Рукопись: архив А.Х.Востокова (с датой: дек. 1817 г.). Вероятно, другой список этого стихотворения ("Отче наш" сафическим размером) - в альбоме П.И.Кеппена (ныне в ИРЛИ) - указан в статье: Уманов-Каплуновский В.В. Старинные альбомы академика П.И.Кеппена // Столица и усадьба. 1915. N 48. С. 12.
  
   1818
   [Стихотворение ("В сей день торжественный...") и слова для хора ("Торжествуйте, музы, ныне...") к торжественному акту Академии художеств (?)].
   Рукописи: архив А.Х.Востокова (хор в двух редакциях: одна - 1818 г. (два экз.) - с именем Александра I, другая - 1826 г. - с именем Николая I).
   Стихотворения неизвестного времени
  
   "Мне снилось, на злачных лугах я хожу..."
   Рукопись: архив А.Х.Востокова (написано на обороте письма А.Н.Оленина к А.Х.Востокову от 3 мая 1822 г.).
  
   [Эпитафия неизвестной ("Супругу милая жена...")].
   Рукописи: архив А.Х.Востокова (три варианта).
  
   [Эпитафия Марии Семеновне Калпашниковой ("При бедной участи на сей земле была...")].
   Рукопись: архив А.Х.Востокова.
  
   "Принесть тебе благодаренье...".
   Рукопись: архив А.Х.Востокова.
  

СТИХОТВОРЕНИЯ

  
   ПЕСНЬ ЛУНЕ 
  
   Приветствую тебя, о Цинтия младая!
           Исходишь из ночных печальных туч
           И, взор умильный осклабляя,
           Лиешь свой ясный, тихий луч
           На гор хребты, в поля безмолвны,
           На дремлющий в тумане лес,
   И сыплешь на катящиеся волны
                   Сребро свое с небес.
  
   Какое зрелище, светил нощных царица,
   Являешь ты моим восторженным очам:
   Плывет твоя жемчужна колесница
           По сизым облачным зыбям.
   И ночь от ней бежит - земля в своей дремоте
           Мечтает быти снова дню;
   Но ты, о кроткая, претишь дневной заботе
           И любишь сладку тишину! -
           Теперь и ветерок с Сильфидой
           Шептаться в роще перестал:
           Волшебный зрак твой сребровидной
                   Его очаровал.
           И нимфы сих потоков чистых,
           Твой образ девственный любя,
           Во осененьи древ ветвистых
           Являют на струях себя;
   Нереид сонм средь морь изник в кругах струистых,
   И роги раковин Тритон вознес, трубя.
           А здесь на ветке воспевает
           Среброгортанный соловей,
           И восхищенье изражает
                   Он трелию своей.
           Фиалка кроткая, ночная,
           От сладких недр свой в жертву дух
           Тебе, богиня, воссылая,
           Росистый окурила луг.
           Лишь филин, сын угрюмой ночи,
           Твой ясный ненавидит свет;
           Он с трепетом, сжав мутны очи,
                   В дупло свое ползет.
   Луна, не истине ль подобна ты святой!
   А птица темная - неправде, ибо той
                   Противно просвещенье,
           Любезен лишь душевный мрак;
           Ей истины небесной зрак
                   Наводит ослепленье.
           Но ах, за тучу скрылась ты:
   Как дева скромная похвал себе стыдишься? -
           Нет! в новом блеске красоты
   Явилась ты опять: в кристалл ручья глядишься.
   С веселием ручей в себе твой образ зрит;
   Он струйкам не велит игривым колыхаться,
   И стелется стеклом, недвижимо лежит,
   Чтоб доле зрелищем волшебным наслаждаться.
           Ах, никогда ты столь прелестна
           Мне не казалась, нежна луна!
           В блеске перловом убранства небесна
           Столь восхитительна, столько ясна!
   Или, украсившись для пастуха любезна,
   Течешь ты посетить его средь тонка сна?..
  
           На Латмосе многолесистом1
           Твой милый спит Эндимион,
           И бурны ветры наглым свистом
           Его прервать не смеют сон.
                   Амуры одр покойный
                   Постлали средь цветов,
                   Над оным в полдень знойный
                   Сплели зеленый кров,
                   Затем, чтоб жар полдневный
                   Не жег его ланит;
                   Эндимион блаженный,
                   Храним любовью, спит.
  
           Он спит, сей юноша прелестный,
           Любимец чистой красоты;
           Он спит - веселия небесны
           Ему во снах являешь ты.
           Все радостью и счастьем дышит,
           Смеется все его вокруг;
           Он голос дев парнасских слышит
           И струн Аполлоновых звук.
                   Видит пляску граций нежных
                   Он на бархатных лугах,
                   В элисейских, безмятежных,
                   Восхитительных полях;
                   Он амврозию вкушает,
                   Нектар благовонный пьет;
                   Жизнь божественну мечтает
           И спит, не чувствуя забот.
   Спеши, Прекрасная, его умножить счастье,
   В объятиях любви покоем насладись;
   Бессмертны боги все любви покорны власти,
   Носить оков ее приятных не страшись!
  
           На блещущем престоле возлегая,
           Глубокой ты внимаешь тишине
                   И, свет волшебный разливая,
                   Смеешься кротко мне!
  
           Волнистые вдруг тучи нагоняет
           Зефир, твой от меня скрывая взор;
           Но вот опять он резво увлекает
                   Легкоплывущих облак флер...
  
   Ах, не надолго! - ты уже свершить готова
   Небесный путь; с тобой расстаться должен я!
           Се в недрах облака густого
   Сокрылась, обелив одни его края...
  
   И нощь свой черный скиптр уже приемлет паки,
           Чтобы покрыть природу мглой;
   Блуждают призраки вокруг ее толпой
   И тихий сон свои повсюду стелет маки.
                   Все-все в молчанье!
           И соловей уж не поет;
           Лишь источника журчанье
           Сквозь кустарник в слух мне бьет.
           Ах прощай, светило ночи,
           Цинтия, поэтов друг!
           Зреть тебя стремятся очи,
           Петь тебя стремится дух.
  
   Светила дневного златая колесница
   Когда во океан вечерний погрузится,
   Угаснут сумерки, и все обымет мгла, -
   Тогда ты посети дубравы и луга;
   Будь мне подругою в святом уединенье,
   Забот моих туман лучом своим рассей
   И вместе с оным мне в смущенну душу лей
                   Бальзам успокоенья!
  
   1 "На Латмосе и проч." Имя горы, на которой спал Эндимион.
  
  
   ТЛЕННОСТЬ 
    
   Среди шумящих волн седого океана
   Со удивлением вдали мой видит взор
           Одну из высочайших гор.
   Древами гордыми глава ее венчанна,
   Из бездны вод она, поднявшись вверх, стоит
           И вкруг себя далеко зрит.
   Огромные куски гранита,
   Которых древняя поверхность мхом покрыта,
   С боков ее торчат, навесясь на валы:
   Чудовищным сосцам подобны те скалы;
   Из оных сильные бьют с ревом водопады
   И часто, каменны отторгнувши громады,
           Влекут на дно морей с собой;
           С ужасным шумом ниспадая,
           Всю гору пеной обмывая,
           Они рождают гром глухой.
           Пловец чуть-чуть от страха дышит,
           Он мнит во ужасе, что слышит
           Циклопов в наковальню бой -
           И кит приближиться не смеет
           К подножью тех грозящих скал,
           К ним даже, кажется, робеет
           Коснуться разъяренный вал. 
           Стихий надменный победитель,
   Сей камень как Атлант стоит небодержитель. 
           Вотще Нептун своим трезубцем
           Его стремится сдвигнуть в хлябь.
           Смеется он громам и тучам,
           Эол, Нептун в борьбе с ним слаб.
           Плечами небо подпирая,
           Он стал на дне морском пятой
           И, грудь кремнисту выставляя,
                   Зовет моря на бой.
  
                   И бурные волны
                   На вызов текут.
                   Досадою полны,
           В него отвсюду неослабно бьют.
           И свищущие Аквилоны
   На шумных крылиях грозу к нему несут:
                   Но ветры, волны, громы
                   Его не потрясут!
           Их тщетен труд,
           Перуны в тучах потухают,
           Гром молкнет, ветры отлетают;
   Валы бока его ребристы опеняют,
                   И с шумом вспять бегут.
  
           Я зрел: на сей громаде дикой
           Тысящелистный дуб стоял
           И около себя великой
           Шатер ветвями простирал.
           Глубоко тридцатью корнями
           В кремнистой почве утвержден,
           И день, и ночь борясь с ветрами,
           Противу их стал крепок он.
           Под ним покров свой находили
           Станицы многи птиц морских,
           Без опасенья гнезда вили
           В дуплах его, в ветвях густых.
  
           Столетья,  мимо шед, дивились,
           Его маститу древность зря;
   Играла ли над ним румяная заря
   Иль серебристы мглы вокруг его носились. 
  
                   Но дни его гордыни длились
   Не вечно: ветр завыл, воздвиглися моря;
           Пучина вод надулась и вскипела,
           Густая с норда навалила мгла;
   Тогда, казалося, от страху обомлела
   До самых недр своих великая гора:
   На дубах листвия боязненно шептали,
   И птицы с криком в них укрытия искали,
   Един лишь пребыл тверд их рождший великан.
  
           Но буря сделалась еще, еще страшнее;
   Секома молньями ложилась ночь мрачнее,
           И гость ее, свирепый ураган,
   Стремя повсюду смерть, взрыл к тучам океан.
  
   Из сильных уст своих дыханием палящим
   Он хаос разливал по облакам гремящим,
   Волнуя и гоня и угнетая их.
           Дебелы трупы чуд морских,
   Ударами его на самом дне убитых,
           И части кораблей разбитых
                   Метал он по водам.
   Могила влажная раззинулась пловцам,
   И страшно вдалеке им буря грохотала.
  
   Перунами она и тут и там сверкала,
   И часто вся гора являлась мне в огне...
           Но не мечтается ли мне?
   Вдруг с блеском молнии ударил гром ужасный
           И, раздроблен в щепы, лежит
   Тысящелистный дуб, сей сын холмов прекрасный!
  
           О тленности прискорбный вид!
           Не тако ль низится гордыня?
           Объемлет гору вящий страх,
           И в каменных ее сосцах
                   Иссякли водопады...
   Еще  боязненны туда кидаю взгляды,
   Ах, что... что вижу я! Громада та трещит:
           В широких ребрах расседаясь,
   Скалами страшными на части распадаясь.
   Она  как будто бы от ужаса дрожит! -
   Землетрясение! дух, адом порожденный!
   Сей победитель волн, боец неодоленный,
   Который все стихии презирал,
           Против тебя не устоял:
                   Он пал!..
  
   Еще  в уме своем я зрю его паденье:
   Удвоил  океан тогда свое волненье,
   Удвоил вихрь свой свист, гром чаще слышен стал;
   Навстречу к молниям подземный огнь взлетал,
   Из недр растерзанных выскакивая горных.
           Уже в немногих глыбах черных,
           Которы из воды торчат
           И серный дым  густой родят,
           Той величавые громады,
   Что нудила к себе всех плавателей взгляды,
                   Остатки зрю.
  
           Она подобна есть царю,
   Который властию заятою гордится,
           Но славы истинной не тщится
           Делами добрыми стяжать,
           И Бога правды не страшится
                   Неправдой раздражать!
   Но если б был знаком с своими должностями,
           Царь только над страстями,
           А пред законом раб;
   Великим истинно он назван был тогда б.
           Тогда б не лесть одна его увенчивала
                   Нечистым, вянущим своим венцом,
   Сама бы истина Отечества отцом 
   И добродетельным его именовала.
   Такого видели в Великом мы Петре
           И во второй Екатерине,
   Такого приобресть желаем, россы, ныне
   В новопоставленном у нас младом царе!
  
   Без добродетелей и впрямь земной владыка
   Есть та среди зыбей морских гора велика,
   Которой вышина  и живописный вид
   Вдали хотя пловца пленяет и дивит,
   Но быстрых вод порыв, камения ужасны
   Для судна мирного его вблизи опасны.
           Блажен, кто в жизни океан
           На суднышке своем пустившись,
   И на мель не попав, к скалам не приразившись,
   Без многих сильных бурь до тех доходит стран,
           Где ждет его покой душевный!
  
           Но ждет того удел плачевный,
   Кто равен был тебе, низринутый колосс! 
   Чем выше кто чело надменное вознес,
                   Тем ниже упадает.
   Рука Сатурнова с лица земли сметает
   Людскую гордость, блеск и славу, яко прах.
   Напрасно мнят они в воздвигнутых столпах
   И в сводах каменных тьмулетней пирамиды
   Сберечь свои дела от злой веков обиды:
   Ко всем вещам как плющ привьется едкий тлен,
           И все есть добыча времен!
   Миры родятся, мрут - сей древен, тот юнеет;
   И им единая с червями участь спеет.
           Равно и нам!
   А мы, безумные! предавшись всем страстям,
   Бежим ко пагубе по скользким их путям.
  
   Зачем не держимся всегда златой средины,
   На коей всякий дар божественной судьбины
           Лишь в пользу служит, не во вред -
           Коль продолжительности нет
   Утехам жизненным, то станем осторожно
   И с мерою вкушать, чтобы продлить, коль можно,
   Срок жизни истинной, срок юных, здравых лет,
   Способностей, ума и наслаждений время,
   Когда нас не тягчит забот прискорбных бремя,
   Забавы, радости когда объемлют нас!
           Не слышим, как за часом час
           Украдкою от нас уходит;
           Забавы, радости уводит:
   А старость хладная и всех их уведет,
   И смерть застанет нас среди одних забот.
   Смерть!.. часто хищница сия, толико злая,
   Молению любви нимало не внимая,
   Жнет острием своей всережущей косы
   Достоинства, и ум, и юность, и красы!
           Во младости весеннем цвете
           Я друга сердцу потерял!
           Еще в своем двадцатом лете
           Прекрасну душу он являл.
   За милый нрав простой, за искренность сердечну
   Всяк должен был его, узнавши, полюбить;
   И, с ним поговорив, всяк склонен был открыть
   Себя ему всего, во всем, чистосердечно:
   Такую мог Филон доверенность вселить!
   Вид привлекательный, взор огненный, любезный,
           Склоняя пол к нему прелестный,
           Обещевал в любви успех;
   Веселость чистая была его стихия;
   Он думал: посвящу я дни свои младыя
   Любви и дружеству; жить буду для утех.
   Какой прекрасный план его воображенье
           Чертило для себя
           В сладчайшем упоенье:
   Природы простоту и сельску жизнь любя,
   Он выбрал хижинку, при коей садик с нивой,
   Чтоб в мирной тишине вести свой век счастливой.
   Всего прекрасного Филон любитель был,
   Так льзя ли, чтоб предмет во всем его достойной
           Чувствительного не пленил?
   И близ себя, в своей он хижине спокойной
   Уже имел драгой и редкой сей предмет!
   Теперь на свете кто блаженнее Филона?
   Ему не надобен ни скипетр, ни корона,
           Он Элисейску жизнь ведет!
  
           Увы, мечта! Филона нет!!
           Филона нет! - болезнь жестока
           Похитила его у нас.
           Зачем неумолимость рока
           Претила мне во оный час
           При смерти друга находиться?
   Зачем не мог я с ним впоследние проститься;
           Зачем не мог я в душу лить
           Ему при смерти утешенье,
   Не мог печальное увидеть погребенье
   И хладный труп его слезами оросить!..
   К кончине ранней сей, увы, и неизбежной,
   Я так же б милого приуготовить мог,
           И из объятий дружбы нежной
           Его бы душу принял Бог.1
  
           Когда, богиня непреклонна,
           Меня серпом своим пожнешь,
   О, будь тогда ко мне хоть мало благосклонна,
   И жизни нить моей тихонько перережь!
           Не дай, чтобы болезни люты
           В мои последние минуты
           Ослабили и плоть, и дух;
           До часу смерти рокового
           Пусть буду неприятель злого,
           А доброго усердный друг.
           Когда ж я, бедный, совращуся
           С прямого к истине пути;
   В туманах, на стезю порока заблужуся, -
   Тогда, о смерть! ко мне помощницей лети
   И силою меня ко благу обрати!
  
   Внемлю взывающих: все в мире вещи тленны,
           Не жалуйся, слепая тварь!
   Вечна материя, лишь формы переменны:
   Источник бытия, Вседвижитель, Всецарь,
           Есть вечная душа вселенной.
   А ты смирись пред ним, безмолвствуй, уповай,
   И с благодарностью участок свой вкушай!
  
   1 "Его бы душу принял Бог". А.Д.Ф. [Фуфаев], в сей поэме оплакиваемый, скончался 1800 года, 22-х лет от роду, в самое то время и автору случилось лежать в беспамятстве смертельной горячки; роковая весть о смерти друга дошла до ушей его как сквозь сон. Но когда он стал оправляться, тогда ощутил великость своей траты: к сладкому чувству выздоравливания примешалась тихая горесть, более и более... Тогда же и другие обстоятельства другим образом сильно его трогали, и плодом сих соединенных чувствований был "Дифирамб Тленности".
  
  
   ЦАРСТВО ОЧАРОВАНИЙ 
  
   Меж тем как мрачна ночь в долинах распростерлась,
   Я по ступеням скал взношусь на темя гор.
   Юдоль воздушного пространства мне отверзлась,
   В неизъяснимостях блуждает смутный взор:
   Не зрю ль Царя духов чудесные чертоги?
   Там свод из жемчугов, столпы из кристалей;
   Но к ним туманные и зыбкие дороги
   Возводят лишь одних духов и мощных фей
           Волшебством окриленны ноги.
  
   Какой блистательный, великолепный вид!
           Я зрю там пляски Сильфов и Сильфид,
           Там облаки, разостланы ветрами,
           Волнуются сребристыми коврами
           От легкого прикосновенья их.
   О, можно ль выразить всю прелесть плясок сих?
           При сладком вздохе флейт эфирных,
   При звуке нежных цитр, и арф гремящих, сильных,
           Взаимно руки их сплелись;
           Они как молнии взвились
           В мистическом круженье быстром,
                   При лунном свете чистом.
  
   Протяжен вдруг настал, величествен их ход.
   Подъявши взор и слух вперяя в звездный свод,
           Гармонии текущих сфер внимают,
   И шествие хорное к ним применяют. -
   Но се, рассыпавшись, как резвы мотыльки,
   С Зефиром взапуски стремятся на цветки,
                   Туда, сюда виляют,
   Как лебеди плывут, как голубки порхают,
   И, погружаяся в серебряной росе,
   Милуются в своей божественной красе.
           
           Держа волшебные жезлы в десницах,
   Очарователи, в агатных колесницах,
   Таинственных торжеств, гремя, въезжают в храм.
   Несутся в тишине прекрасны феи там;
                   Белоатласных одеяний
                   В покров они облачены,
                   Пиют источник волхований
                   Из рога полного луны.
  
           На возвышенных грудях их
   От вздохов движутся черноогнисты зоны;
           Таинственно обвивши оны
           Вкруг чресл, вкруг поясниц своих,
   Спешат в глубокий нутр чертогов тех чудесных.
   Священный ужас зрю на лицах их прелестных,
   Дрожаща меж ресниц слеза у них видна,
   Которую сребрит смеющаясь луна!
  
           Паки внезапно арфы играют,
           Слаще и слаще флейты вздыхают,
                   Весело цитры бренчат.
           Сильфы, Сильфиды, где ни взялися,
           Паки в круженье быстром взвилися,
                   Вихрями воздух крутят.
   Раскрылися врата мистических чертогов,
   И бархатны ковры с серебряных порогов
           Катятся с шумом вниз;
           По оным в торжестве снеслись
           Волшебников, волшебниц сонмы,
           Духов несчетны миллионы...
   Сей милый юноша, конечно, Оберон
                   С жезлом своим лилейным?
   Все шествуют за ним с лицом благоговейным,
   Читая письмена своих волшебных зон.
           Сколь важен, сколь прелестен он!
   Достойно Виланд лишь или Шекспир опишет
   Царя волшебников бессмертну красоту!
   Когда сам Оберон мне сил не вложит свыше,
           Где слов для мыслей обрету? -
                   Блистающ, приятен,
                   Осанист и статен,
                   Он юностью цвел;
                   Благим и умильным,
                   Божественно сильным
                   Он взором смотрел;
                   Триумфом одеян,
                   В путь златом усеян
                   Он с важностью шел. 
   Титания в венце из алых роз нетленных
           Выходит вместе с ним;
   И тихая любовь в ее очах священных -
           Она гордится дорогим!
  
                   * * *
  
   Под звуком горних струн они по тучам ходят.
   Туманы в дальность их глубокую уводят;
           И тихнет понемногу голос лир,
   И исчезает легкокрылых Сильфов шорох;
   Склоняю слух: еще несет ко мне Зефир
           Дрожащи, тонки звуки дальних хоров;
   Склоняю паки слух: немая тишина.
   За темный горизонт скатилася луна.
   Где Обероновы волшебные палаты?
           С кристальными столпами храм?
   Поля воздушные, волнистой мглой объяты,
   Являют хаос лишь блуждающим очам.
   Любезны призраки, куда, куда вы делись
   От оживляющей фантазии моей?
   Луна сокрылася - и вы сокрылись с ней,
   Парами тонкими мгновенно разлетелись.
  
           Не ты ли мать фантомов сих,
                   Луна, волшебств богиня!
           Когда сребром лучей твоих
   Осветится небес окружность темно-синя,
   Низведши кроткий взор на землю и моря,
   В лишенья солнца их улыбкой утешаешь
   И, тысячи существ из зыбкой мглы творя,
   С воображением моим играешь!
   Благодарю тебя, о мой эфирный друг!
   Питай меня всегда амврозией мечтаний,
           Переноси мой чаще дух
                   В страну очарований,
   В воздушны теремы, где радости одни,
   Куда бы злых забот и скуку не впускали.
           Стократно счастлив тот, чьи дни
   Суть продолжительны, волшебны, сладки сны,
           Он чужд снедающей печали.
  
  
   ОСЕНЬ 
   Ода к Теону, в 1801-м году
  
   Гонимы сильным ветром, мчатся
   От моря грозны облака,
   И башни Петрограда тмятся,
           И поднялась река.
  
   А я, в спокойной лежа сени,
   Забвеньем сладостным объят,
   Вихрь свищущ слышу, дождь осенний,
           Биющий в окна град.
  
   О как влияние погоды
   Над нами действует, мой друг!
   Когда туманен лик природы,
           Мой унывает дух.
  
   Но буря паки отвлекает
   Меня теперь от грустных дум;
   К великим сценам возбуждает,
           Свой усугубив шум.
  
   Не зрю ль в восторге: Зевс дождливый,1
   Во влагу небо претворя,
   С власов и мышц водоточивых
           Шумящи льет моря?
  
   Меж тем к Олимпу руки вздела
   От наводняемых холмов
   Столповенчанная Цибела,
           Почтенна мать богов.
  
   В глубоком сокрушенье зрится,
   В слезах и в трепете она;
   Ее священна колесница
           В водах погружена:
  
   Впряженны в ону львы ретивы
   Студеный терпят дождь и град;
   Глаза их блещут, всторглись гривы,
           Хвосты в бока разят.
  
   Но дождь шумит, и ветры дуют
   Из сильнодышащих устен;
   Стихии борются, бунтуют,
           О ужас! - о Дойен!
  
   Изящного жрецы священны,
   Художник, музыкант, поэт!
   О, будьте мной благословенны!
           В вас дух богов живет.
  
   Стократно в жизни сей печальной
   Благодарить мы вас должны;
   Вы мир физический, моральной
           Перерождать сильны.
  
   Мой друг! да будет и пред нами
   Раскрыта книга естества:
   Прочтем душевными очами
           В ней мысли Божества.
  
   Прочтем, и будем исполняться
   Святым ученьем книги той,
   Дабы не мог поколебаться
           Наш дух напастью злой.
  
   Как бурных волн удар приемлет
   Невы гранитный, твердый брег
   (Их шум смятенный слух мой внемлет,
           Обратный зрю их бег), -
  
   Так праведник, гонимый роком,
   В терпенье облачен стоит;
   Средь бурь, в волнении жестоком,
           Он тверд, как сей гранит.
  
   Смотри, Теон, как все горюет!
   Все чувствует зимы приход;
   Зефир цветков уж не целует,
           И вихрь сшиб с древа плод.
  
   Смотри, как ветви обнаженны
   Гнет ветер на древах, Теон!
   Не слышится ль во пне стесненный
           Гамадриадин стон?..
  
   Лишь, кровля вранов, зеленеет
   Уединенна сосна там;
   Все блекнет, рушится, мертвеет
           Готовым пасть снегам.
  
   О, сетуйте леса, стенайте;
   Морозами дохнет зима!
   Из устьев реки утекайте:
           Вас льдом скует она!
  
   Но трон ее растает снова
   Как придет милая весна;
   Совлекшись снежного покрова,
           Воспрянет все от сна.
  
   И обновится вид природы
   И в рощах птички запоют.
   В брегах веселых Невски воды,
           Сверкая, потекут.
  
   Тогда с тобой, Теон любезный,
   Пойдем мы на поле гулять!
   Оставим скучный город, тесный,
           Чтоб свежестью дышать.
  
   Тогда примите, о Дриады,
   Под тень древес поэтов вы -
   Воспеть весну среди прохлады,
           На берегах Невы!
  
   1 "Зевс дождливый". Сей прекрасный Дойенев эскиз, сочиненный для плафона, выгравирован в Академии художеств г-м Скотниковым. Дойен, ученик славного Карла Ванлоо и учитель Давида, во многом равняется с тем и с другим. Он упражнялся наиболее в роде плафонов. Упомянутый эскиз сочинен им в лучшие его лета в Париже, откуда Дойен при начале революции выписан был в Россию для Петербургской Академии художеств. Теперь он стар. Но и теперь можно удивляться в нем этой французской живости в словах и поступках, этому еще искреющему огню, который прежде жарким пламенем изливался.
  
  
   К БОРЕЮ 
  
   В первый день мая 1802 года
        [Горацианским размером1]
             [ v-v-v, -vv-vv ]
             [ v-v-v, -vv-vv ]
             [ v-v-v-v-v     ]
             [ -vv-vv-v-     ]
  
   Борей! доколе будешь свирепствовать?
   Дождь хладный с градом сыпать неустально,
           И даже снег! - зима престала;
           Злой истребитель! не тронь весну.
  
   Нева давно уж урну оттаяла
   От льдин: лелеет флоты в объятиях,
           И я давно алтарь Вулкана
           Чтить перестал всесожженьем дров.
  
   Уже в эфире светло-лазоревом
   Поюща радость птиц раздавалася;
           Лучами солнца растворенный,
           Воздух амврозией нас питал.
  
   В прохладе струек тонких, невидимых,
   Купал он нежно пляшущих девушек,
           И на брегах озелененных
           Слышимо было мычанье стад.
  
   Все развивалось, полнилось жизнию,
   Сошли с Олимпа смехи и Грации;
           Предтеча сладостной Венеры,
           Резвый Амур напрягал свой лук.
  
   Но ты напал от севера с бурями,
   И дунул хладом. Вдруг помертвело все:
           Младые почки древ поникли,
           В гнезда попрятались пташки все.
  
   Весенни игры гонишь ты взмахом крыл,
   Тиран! твои власы снегоносные 
           Над Петрополем разлетелись,
           Светлого Феба закрывши лик.
  
   Но се - страшися! он уж готовится
   Карать тебя за дерзость. Лучи его
           Прекрасный запад осияли,
           Ты же, стыдом покровен, бежишь!
  
   1 Горацианский размер по имени Горация назван потому, что чаще всего употребляется в его одах. Размер же сей собственно принадлежит  Греческому  стихотворцу Алцею.
   Строфа горацианская, или алцейская, в первых двух стихах имеет два ямба, краткий слог, делающий пресечение, и два дактиля; в третьем стихе четыре ямба с кратким слогом на конце; в четвертом два дактиля и два хорея. Но в сей пиесе сделана в том маленькая перемена: от четвертого стиха на конце один слог отнят.
    
   |  v   -
   |      v    -
   |  v
   |  -  v       v
   |  -    v      v
   |
   |Борей!
   |    доко
   |ле
   |будешь сви
   |репствовать?
   |
   |  v          -
   |      v    -
   |  v
   |  -  v       v
   |-    v     v
   |
   |Дождь хла
   |дный с гра
   |дом
   |сыпать не
   |устально,
   |
   | v           -
   |      v    -
   |  v   -
   |     v  -
   |  v
   |
   |И         да
   |   же снег! 
   |зима
   |преста
   |ла;
   |
   |     -   v    v
     |  -   v     v
    |    - 
     v   |   -
   |
  
   |Злой истре
     |битель!  не
    |тронь 
     ве  |сну. 
   |
  
   Ник. Ал. Радищев, преложивши в стихи одно место из Оссиановых песней, употребил горацианской размер, не наблюдая, однако, в первых двух стихах пресечения и отняв два слога на конце, так что последний стих состоит из двух дактилей и одного хорея:
    
   |   v   -
   | v       -         v
   | -   v   v
   | -   v  v
   |
   |Се ночь!
   |Я    здесь     се
   |дяща на
   |камени.
   |
   |   v   -
   | v       -         v
   | -   v   v
   | -   v  v
   |
   |Шумит
   |здесь ветр,  но
   |сящийся
   | яростно,
   |
   |   v   -
   |    v     -  |  v   -
   |     v      -
   | v
   |
   |Струя 
   |с верши | ны о
   |строй во
   |ет,
   |
   |   -      v
    v  |  -   v        v
   |    -    v
   |
  
   |Где мне
   от | бури        у
   |крыться.
   |
  
  
   В помещенной же на странице 84 сих "Лирических опытов" Горациевой оде к Вакху употреблен полный Горацианской размер.
   Все сии пробы дактилических и иных разностопных стихов не для того выставлены, чтоб требовать точного им подражания и хотеть на русском языке именно сафических, алцейских, асклепиадейских, ферекратийских стихов. Нет, пусть бы это только побудило молодых наших поэтов заняться обработанием собственной нашей просодии, не ограничиваясь в одних ямбах и хореях, но испытывая все пути, пользуясь всеми пособиями, которые предлагает нам славенорусский язык, благомерный и звучный.
  
  
   К СОЛНЦУ 
   1802, августа 25-го, во время болезни 
  
   Светило жизни, здравствуй!
           Я ждал тебя;
   Пролей мне в сердце томно
           Отрады луч!
   Весь день холодны ветры
           Во мраке туч
   Тебя от нас скрывали
           И лили дождь -
   Уныла осень алчет
           Еще вкусить
   Твое благое пламя,
           Душа планет!
   Венчанный класом август,
           Серпом блестя,
   Простер манящи длани
           Свои к тебе.
   Он вопиет: помедли,
           Рассей туман,
   Обрадуй зрелость года
           Еще собой! -
   И я, светило жизни,
           Прошу тебя:
   Помедли в теплотворном
           Сиянии!
   Болю душой и телом,
           Целитель будь;
   Согрей лучом отрады
           Скорбящу грудь.
  
  
   К ДРУГУ 
  
   В сентябре 1802 года 
           Осення ночь одела мглою
           Петрополь - шум дневной утих;
   Все спит - лишь мне болезнь не хочет дать покою,
           И гонит сон от глаз моих!
  
           Не написать ли на досуге
           К тебе письмо, любезный мой!
   Что может слаще быть, как помышлять о друге,
   Который хоть вдали, но близок к нам душой!..
   Сия приятна мысль теперь меня объемлет;
   Держу перо в руке, а сам я вне себя;
   В восторге кажется твой голос ухо внемлет
           И видит взор тебя.
   В забвении ловлю сей голос жадным ухом
   И призраком твоим свой томный тешу взор.
   Не занесен ли ты из-за Валдайских гор
   Ко мне каким-нибудь благим волшебным духом,
   Который помогать любви и дружбе скор!
   Или твоя душа, оставив члены тела
   Усталые в Москве, в объятьях крепка сна,
   Теперь, когда везде витает тишина,
   Беседовать со мной в Петрополь прилетела,
   В сии, обоим нам любезные, места...
   Пребудь же долее, о званный гость, со мною!
   Здесь долее пребудь, дражайшая мечта!
   Я сердце все тебе стесненное открою
   И облегчу его - в нем та же чистота,
           Оно тебя еще достойно,
   Нo что-то уж не так теперь оно спокойно:
           Когда б природы красота
   Несытых чувств моих подчас не занимала,
           Не знаю, что б со мною стало!...
   - - - - - - - - - - - - - -  - - - - -
   - - - - - - - - - - - - - -  - - - - -
   - - - - - - - - - - - - - -  "Любить?..
           А ежели по сю пору предмета
   Еще я не нашел себе, то как мне быть?"
   "Ищи..." - Но где? ужель в шуму большого света.
           Где всяк притворство чтит за долг,
           Где всем поступкам ложный толк,
           Где любящее сердце стонет,
   Зря всюду лед, и ах! само в ничтожство тонет?
   Нет, лучше посижу я здесь, и потерплю;
   Авось либо судьба, сия всемочна фея,
           Подчас и обо мне жалея,
   Вдруг подарит мне ту, которую люблю,
   Которую боготворю в воображенье...
           Ах, часто в райском сновиденье
   Ее перед собой стоящую я зрел,
   В ее стыдливые объятия летел -
   И как соловьюшек весной для милой пел
   Святую песнь любви, в сладчайшем восхищенье!
  
   Мечтаю; но оставь меня, мой друг, мечтать:
   Кто в сумерках блажен, тот белу дню не рад.
  
  
   ТЕЛЕМА И МАКАР, ИЛИ ЖЕЛАНИЕ И БЛАЖЕНСТВО 
   (Вольтерова сказка)
  
   Телема живостью и красотой блистает,
           Нетерпелива лишь она;
   Собою никогда довольна не бывает,
   Всегда какой-нибудь мечтой ослеплена.
  
   Телеме юноша понравился прекрасный,
   Но только нрав имел он с нею несогласный;
           Всегда в чертах его лица,
           Веселость чистая яснеет,
                   Влекущая сердца;
   В очах его любовь сама свой трон имеет,
   Который тихою улыбкой озарен.
   За то уже печаль при нем и быть не смеет,
   И даже от забав он шумных удален.
           Ах, как его спокоен сон!
           Ах, как приятно пробужденье!
   Всечасно новое вкушает услажденье,
           Зовется же Макаром он.
  
           Нескромная его невеста,
           Когда-то, очень не у места,
   Пастушку страстную задумала играть.
           Заахала некстати и замлела,
                   Быть обожаемой хотела,
   И ну в холодности Макара упрекать, -
           Что даже и ему нагнала скуку!
   Он, смеючись, ее оставил и ушел
   Неведомо куда; но через то навел
   Бедняжке во сто крат несноснейшую муку:
   Она без памяти пустилась вслед за ним
           По всем краям земным,
   Не в состоянии переносить разлуку
           С непостоянным сим. 
  
   Во-первых ко двору Телема прискакала
   И стала спрашивать у царедворцев всех:
           Могу ли здесь найти Макара?
   Телему бедную все подняли на смех,
   Когда услышали толь странное названье:
   "Макар!.. Какой Макар?.. Да что он за созданье?
           Где затеряла ты его?
   Ха-ха, желалось бы нам слышать описанье
                   Про молодца сего." 
   Она насмешникам со вздохом отвечает:
   "Макар есть образец, пример для всех людей!
   Он всяких вредных чужд пороков и страстей;
           Всегда он здраво рассуждает,
           Во всем себя умно ведет,
           От всех любовь приобретает,
           И вечно без забот живет".
  
           На это не с другого слова
                   Сказали ей в ответ:
           "Голубушка, у нас здесь нет
           Макара твоего драгова;
           Во веки чудака такова
           Не видывал придворный свет."
  
   Телема в горести скорейшими шагами
           Оттуда к городу пошла,
   И на дороге монастырь нашла:
           - Авось либо за этими стенами
           Запрятался любовник мой;
   Здесь, сказывают, все простились со страстями,
   Итак, здесь должен жить моей души покой! -
   Подумав так, она с надеждою вступила
   В обитель тихую затворников святых,
           И о Макаре вопросила.
   "С которых пор уже, - в ответ игумен их, -
   К себе Макара мы в обитель ожидаем;
   Но ах! греховными увидеть очесы
           Еще поднесь не возмогаем
           Его божественной красы!
   А в ожиданье плоть свою мы изнуряем,
           Бранимся, молимся, зеваем
           И тратим попусту часы."
  
           Тут странствующей сей красотке
           Сказал, перебирая четки,
   Смиренным голосом один сухой чернец:
   "Сударыня!  Престань ты по свету скитаться!
   Нигде тебе его, поверь, не доискаться;
   Я слышал, будто бы скончался твой беглец".
           Телема гневом воспылала
                   От дерзкой речи той.
           "Честной отец! - она вскричала, -
   Ты ошибаешься, в живых любовник мой;
   Он для меня рожден на свет, - во мне одной
   Стихию лишь ему найти для жизни можно;
           Я в том уверена неложно;
           А кто вам иначе натолковал,
           Бесстыдно тот солгал..."
  
           Конечно он у философов,
           У умников и острословов,
   Которы в книгах так превознесли его
           И часто так о нем твердили,
           Они, конечно, заманили
           К себе Макара моего! -
   Но те на сделанный вопрос ей отвечали:
           "Макар нам, право, незнаком,
           И мы его своим пером
           По слуху только описали,
   В лицо же никогда его мы не видали".
   И, пригорюнившись, она от них пошла.
  
           К Фемидиной палате
   Полюбопытствовать Телема подошла,
   Но в двери - и назад, сказав: "Уж вот не кстати
   Ему бы здесь часы драгие провождать!
           Вовек не будет в магистрате
           Макар мой милый заседать!"
  
           Искала нежная Телема
           Неверного сего и там,
           Талия где и Мельпомена,
           Имеют свой изящный храм,
   Но нет, при зрелищах любезного Макара
           Телема не нашла отнюдь.
   Она его не раз и в обществах искала,
           Которы лучшими слывут.
   Казалось, на него там много кто походит
                   На первый взгляд;
   Но прорицательну Телему не приводит
   В обман блестящая наружность и наряд:
   Хотя поступки их и речи изъявляют,
   Что им хотелось бы принять Макаров вид,
   Но все они ему напрасно подражают,
           Никто себя с ним не сравнит.
  
   Поездка тщетная Телему утомила;
                   С горюющей душой
   Тихонько бедная отправилась домой.
   Но, въехавши на двор, лишь в горенку вступила
           Ей первый на глаза попал
   Кто, отгадайте... тот, по ком она грустила!
   Ах, самый тот!.. Он, сев на одр к ней, поджидал,
           Чтоб чрез внезапное явленье
   Приятно привести Телему в удивленье.
   "Живи, - обняв ее, с любовью он сказал, -
   Отныне, милая, живи со мной спокойно!
           И если хочешь ты достойно
   Всегда особою моею обладать,
           То за мечтою не гоняйся,
   И утруждать меня о том остерегайся
    Чего я сам тебе не властен дать!
  
                   * * *
  
   Теперь иной меня читатель вопрошает,
   А что бы значил смысл обоих сих имен?
           Кто греческому обучен,
                   Тот знает;
   К нему-то обратись, читатель дорогой;
   Тебе он скажет, кто Макар с Телемой,
   И истолкует он тебе под сей эмблемой,
           К чему мы созданы судьбой. -
   Макар! тебя, тебя мы все иметь желаем,
   Тебя мы ищем все, находим и теряем.
   Ты, кажется, теперь находишься со мной,
                   Но не хочу хвалиться:
   Кто трубит о тебе нескромной похвальбой,
                   Не можешь с тем ужиться!
           Вот с кем ты любишь пребывать,
   Кто пребывание твое прилежно тщится
                   От зависти скрывать.
  
  
   ПОХВАЛА БАСНОСЛОВИЮ 
   Подражание Вольтеру 
  
   Счастливых вымыслов краса всегда младая,
           Которая, не увядая,
   Являет памятник изящного ума!
   Лучами своего бессмертного сиянья
           О древность, озари меня!
           Ты силою очарованья
           Умеешь все одушевлять
           И все цветами украшать.
  
    Не беспорочная ли дева есть священный
   Сей лавр, из коего венцы нам слава вьет!
           А здесь янтарны слезы льет
   В кору соснову жрец Кибелин заключенный!
   Сей ранний Гиацинт, исполненный красот,
           Есть милый отрок тот,
   Любовью Фебовой прославленный красавец.
   На розах Флориных блестящий сей румянец
           Зефир напечатлел,
   И от Помониных лобзаний плод созрел.
   Леса и недро вод, и горы, и долины
           Метаморфозами обильны:
           Я звероловца познаю
   Младого в легком сем олене Актеона;
           Склоняю слух мой к соловью:
           Рожденная от Пандиона,
   Мне Филомела часть плачевную свою
   Вещает в трелях сих и в переливах тона.
   Спустилось солнце в понт - с Фетидой опочить.
   Венеры ль светлая покажется планета,-
   В объятиях ее прекрасный Адонид.
   А там, над полюсом, с Персеем Андромеда,
   Средь вечных зим огонь любовный их горит.
   Ирои влюбленны все небо населяют.
   Какое зрелище они мне представляют.
           Какой волшебный вид!
   Сколь феология мила мне Гезиода!
   Началом всех вещей он полагал Эрота;
   По мнению его, любовь всему отец,
           Всему источник и творец;
   Сквозь огнь и воздух пролетает,
           Несется по водам
   И хаос вещества всесильно расточает...
           Но с постным видом скажет нам
   Несносный Пустосвят: "Вы чтете студ и срам,
   Сих книг диавольских зело опасно чтенье!
   Дивлюся, како их совсем не истребят
    И како не наложат запрещенье
   На всех читающих: они-то к нам разврат,
   Они язычество и богохульство вводят..."
   Не от невежества ль и злости происходят
           Такие речи, Пустосвят!
   Ты умственных забав отнюдь не ощущаешь
           В душе стесненной и пустой,
   И сладкой нам мечтой питаться запрещаешь
           Желая нас сравнить с собой...
   Но не бывать тому, хлопочешь ты напрасно:
   Тебе ли то затмить, что искони прекрасно?
   Сотрешь ли гения бессмертного печать?
           Любить Омира будем страстно
           И музам эллинским внимать,
           А от твоих речей дремать.
  
  
   БЛАГОДЕЯНИЕ 
   Из Геллерта 
  
           Похвально помогать убогим,
   Для них единственно сокровища копить;
   И не безбожно ль то, что, наделенный многим,
   Ни крошки ближнему не хочет уделить!
   Ханжихина не так; сей набожной вдове
   Вдруг пропасть золота досталася в наследство:
   "Теперь-то даровал Господь своей рабе
   Возможность облегчать нуждающихся бедство."
   Так говорит она - и, к счастью, Бог послал
   Ей случай в тот же миг явить благодеянье:
           Перед ее окном предстал
   Убогий старичок... он просит подаянья,
   А сам в лохмотьях весь, и сгорблен на клюку.
   Ах, Господи Христе, какое состоянье!
   Ну как же не помочь такому бедняку!
   На то ведь и дано богатство ей от неба.
   Чувствительна вдова о нищем слезы льет,
   И, вынувши ему из сундука, дает
           Большой кусок - гнилого хлеба.
  
  
   РАДКЛИФСКАЯ НОЧЬ 1
   Заря вечерня угасает,
   Агатну урну ночь склоняет,
           Росу и мраки льет.
   При слабом свете звезд дрожащих,
   Мечтаний, призраков парящих
           Толпу с собой ведет.
  
   Те радуют и забавляют,
   А те дивят и изумляют
           Меня в чудесных снах.
   Другие ж в платье погребальном,
   И в виде мертвом и печальном,
           Наводят чувствам страх.
  
   Царица тихих размышлений
   Богиня тьмы и привидений,
           О ночь, боязни мать!
   Приятен мне покров твой темный,
   Я вздохи, завыванья томны
           Ветров люблю внимать!
  
   Когда в густейшие туманы
   Оденешься и ураганы
           Ты катишь по скалам, -
   Волна клокочет подо мною,
   Дробится с бурею глухою,
           И нравится ушам.
  
   Мила ты и в спокойных сценах,
   Когда в летучих феноменах
           Сверкает твой фосфор,
   И легки молньи не опасны,
   И северны сиянья ясны
           Мой занимают взор.
  
   О, сколь ты в те часы любезна,
   Как зыблется пучина звездна
           Огнем несчетных волн!
   Луга, тропинки мне являешь,
   Во мраке рощу обнажаешь,
           В парах стоящий холм.
  
   Тогда в кругу предметов разных,
   Безъименных, страннообразных,
           Теряюсь взором я;
   Давая волю кисти смелой,
   Волшебное им пишет тело
           Фантазия моя!
  
   Под кровом мрака заблуждаюсь,
   В пустынях... на гору взбираюсь,
           Сажуся и внемлю:
   Унылый ветер то вздыхает,
   Он завыванием пронзает
           Всю внутренность мою.
  
   Сколь меланхолия небесна
   Тогда душе моей любезна!
           Лью сладких слез поток...
   Так! - духи вкруг меня порхают,
   Вздохну ль - мне также отвечают
           Чрез трогательный вздох.
  
   О, чада теней и молчанья,
   Бесчисленны очарованья!
           Вас кто не предпочтет
   Существенным картинам бедным,
   Которых взором охлажденным
           Узрю, как рассветет?
  
  
   1 Из романа "La foret", сочинения известной Анны Радклиф.
  
  
   ПИИТИЧЕСКОЕ СОЗЕРЦАНИЕ ПРИРОДЫ ОЛ1
  
   Огонь божественный, живящий
   Пиитов силою своей,
   В священный трепет приводящий!
   Днесь в душу мне свой жар пролей:
   Да вспыхнет оный со стремленьем,
   Да излетит с таким же рвеньем,
   Как из чреватых громом туч
   Перуны грозны, прорываясь,
   С усилием ветров сражаясь,
   Струистый свой к нам мещут луч.
  
   Пусть гласу хладных наставлений
   Послушен будет робкий дух,
   Но мой высокопарный гений
   К сим тщетным увещаньям глух -
   Над зевом страшных бездн несется!
   То узря, слабый ужаснется,
   Зане во прахе он ползет.
   А мне, в жару святого рвенья,
   Нельзя терпеть порабощенья,
   Направлю выспрь орлин полет.
  
   Празднолюбивый муж, проснися!
   Ты в неге, в лености погряз;
   Моим восторгом оживися,
   Внуши мой вдохновенный глас!
   На крыльяхОЛв1 гения взнесенный,
   ОкиньОЛв2 очами круг вселенный
   И виждь порядок чудный сей:
   Сии огни, шары блудящи,
   Миры, друг друга содержащи
   Взаимной силою своей.
  
   Узри под светло-синим сводом
   Прекрасного царя планет,
   Который неизменным ходом
   Дню с ночию раздел кладет;
   Зеленой ризой украшает
   И златом жатв обогащает
   Лицо лугов, полей, долин;
   Супруг природы плодоносной,
   На колеснице светоносной
   Влечет сонм дней, недель, годин.
  
   Се нощь покров свой расширяет,
   На черных к нам крылах паря,
   Лазурь небесну затмевает,
   Объемлет сушу и моря.
   Зрю звезд бесчисленных сверканье,
   И метеоров облистанье
   Почасту взор мой веселит;
   В дремоту ж погрузяся мертву,
   Земля паров нощную жертву
   Из недр своих горе дымит.
  
   А там теченьем неприметным
   Выходит из-за гор луна.
   По тучам катит бледноцветным
   Колеса сребрены она
   Своей жемчужной колесницы;
   И меркнут звезды, блеск зарницы
   На мрачном севере потух.
   Луна во всей красе сияет...
   Но в сени туч она вступает,
   И паки мгла простерлась вкруг.
  
   Но се уже заря, алея,
   Из солнцевых исходит врат;
   Хоть сладостная лень Морфея
   Еще одержит пышный град.
   Как утром Душенька младая,
   От Лелева одра вставая,
   Горит, стыдливостью полна,
   Так нежная заря пылает,
   Ковер цветистый расстилает
   До самых полюсов она.
  
   При взорах красныя денницы,
   Струящих по эфиру свет,
   Угрюма ночь, закрыв зеницы,
   Во преисподняя течет.
   Цветки возникли, оживились,
   Лишь только светлой насладились
   Улыбкою лица ея;
   Сосудцев их полузакрытых,
   Росою утренней налитых,
   Блестят эмальные края.
  
   ИОЛв3 солнцем реки засверкали
   В цветущей зелени брегов,
   Листки дерев затрепетали
   В объятье тонких ветерков.
   Поля оживлены стадами;
   И в воздухе, и над водами
   Ликуют птичек голоса!..
   Кто даст, кто даст мне кисть Апелла!
   Но нет, - и та бы не умела
   Сии предоставить чудеса!
  
   Природа! сколько удивляешь
   Меня в величии своем,
   Когда громами ты вещаешь
   И молнийнымОЛв4 дождишь огнем!
   В благоговенье созерцаю,
   В восторге выше бурь взлетаю,
   Пою светил теченье, блеск,
   Живописую черны тучи,
   Глашу шум волн и ветр ревучий,
   Стихий мятежных грохот, треск.
  
   О вы, что песнями своими
   Очаровали древний мир,
   Бессмертных муз сыны любимы!
   Кто строил тоны ваших лир?
   И сей небесный огнь священный,
   С Олимпа вами похищенный,
   Скажите, кто из вас исторг?
   Природа. Вам она раскрылась,
   И искра гения вспалилась,
   И излился души восторг!
  
   Се есть священное рожденье
   Искусств приятных и драгих,
   В которых смертным услажденье
   От горестей житейских злых.
   Так живописец нас пленяет,
   Когда природе подражает
   В ее изяществах для нас,
   И стихотворец вдохновенный
   Со звуком лютни сладкопевной
   Спрягает свой высокий глас.
  
   ОЛ1 Сия ода есть отчасти перевод, отчасти подражание французской оде "Ivresse poetique в l'aspect de la natur", которая помещена в "Abeille francaise".
  
   ОЛв1: крылех
   ОЛв2: Обкинь
   ОЛв3: Вдруг
   ОЛв4: молненным
  
  
   ЦИРЦЕЯ
   Седьмая кантата Ж.Б.Руссо
  
   На сером камени, пустынном и высоком,
   Вершина коего касалася небес,
   Цирцея бледная в отчаянье глубоком
   Лила потоки горьких слез.
   Оттуда по волнам глаза ее блуждали;
   Казалось, что они Улисса там искали.
   Еще ей мнится зреть героя своего:
   Сия мечта в ней грудь стесненну облегчает,
   Она зовет к себе его,
   И глас ее стократ рыданье прерывает:
   "Виновник моего мученья!
   Ах! возвратись в страну сию;
   Не о любви тебя молю,
   Приди, хотя из сожаленья,
   Кончину ускорить мою!
   Хоть сердце бедное мое сраженно
   Есть жертва пагубной к тебе любви.
   Хотя обмануто тобой, презренно,
   Но пламень злой еще горит в крови.
   И - ах! ужели нежность преступленье,
   Чтобы толикое заслуживать презренье?
   Виновник моего мученья!
   Ах, возвратись в страну сию,
   Не о любви тебя молю:
   Приди, хотя из сожаленья,
   Кончину ускорить мою!"
  
   Так в жалобах она скорбь сердца изливает;
   Но вскоре к своему искусству прибегает,
   Чтоб возвратить назад любви своей предмет;
   Все адски божества она к себе зовет:
   Коцит и мрачный Стикс, Цербера, Тизифону,
   Злых Фурий, грозных Парк, Гекату непреклонну.
   Кровавы жертвы уж трепещут на кострах,
   И вмиг их молния преобращает в прах!
   Тяжелые пары свет солнца затмевают,
   Боязненно свой бег планеты прерывают,
   Река со ужасом к вершинам вспять бежит,
   И сам Плутон в своих убежищах дрожит.
  
   Глас ее страшный
   Двигнул весь ад;
   Громы ужасны
   Глухо гремят;
   Облаки мрачны
   Ясный день тмят;
   Земля трепещет,
   Страхом полна;
   Яростно плещет
   Бурна волна;
   С ужасом мещет
   Взор свой луна.
  
   И тени адские, вняв яры заклинанья,
   Из бездны сумрака, бледнея, поднялись.
   Их протяженные, унылы завыванья
   Далеко в воздухе со стоном раздались, -
   И ветры с наглостью заклепы гор прорвали,
   И с плачем трепетным и страшным тем смешали
   Свой шум, и рев, и вой, и свист!
   Усилья тщетные!... Любовница несчастна,
   Ты над всесильною любовию невластна!
   Хоть землю можешь потрясти
   И ад в смятенье привести,
   Того не сделаешь ты яростью ужасной,
   Чего твой взор прекрасной
   Не мог произвести!
  
   Так, независим Купидон.
   Свои права он защищает,
   Не терпит принужденья он,
   По воле смертных наделяет,
   Предписывая всем закон,
   Законов сам ничьих не знает.
   Где трон стоял зимы седой,
   Туда Зефиров легкий рой
   С прекрасной Флорой возвратится.
   Эолу Алкион 1 отдаст
   Свою над морем кратку власть,
   Но паки ею насладится;
   Но никогда, никак, ничем
   К себе опять не привлечем
   Любовь, которая однажды удалится!
  
  
   Алкион - птица, о которой мифология повествует следующее: Алкиона, Эолова дочь, потерявши на море любовника своего, прекрасного Цеикса, сына утренней звезды, сетовала о том и крушилася столько, что боги из сожаления превратили ее в птицу, и она не престает искать возлюбленного своего на водах. Алкион есть птичка маленькая, и пение ее имеет в себе нечто унывное: когда она вьет гнездо и высиживает птенцов, тогда ветры из почтения к любви ее удерживают свое дыхание, и море становится гладко как стекло. Такие прекрасные дни называются алкионскими.
  
  
   АМИМОНА
   Пятая кантата Жан-Батиста Руссо
  
   В стране Аргивской, там, где моря волны рьяны
   Оплескивают брег песчаный,
   Юнейшая из Данаид,
   Воздевши руки вверх, стояла Амимона.
   От фавна дерзкого красавица бежит
   И слезно молит Посийдона,
   Да от насильства он невинность охранит
   "Посейдон! бурных вод смиритель,
   Поспешну помощь мне яви;
   Будь чести, жизни будь спаситель
   От зверския любви!
   Увы! ужели раздается
   Вотще по воздуху мой стон?
   Или искать мне остается
   Спасенья в бездне ярых волн!
  
   Услышь, Посейдон, повелитель!
   Поспешну помощь мне яви!
   Будь чести, жизни будь спаситель
   От зверския любви!"
   Так дщерь Данаева возносит глас плачевный
   И видит вдруг она, что сильный бог морей,
   Своим последием блестящим окруженный,
   Рассеять страх ее грядет во славе к ней;
   И Амфитрите он однажды так явился,
   Когда за ним текли Амур и Гименей.
   Его узревый фавн от брега удалился,
   А бог, имеющий в руке трезубец злат,
   При виде девы сам любовию объят,
   Вещать к ней тако обратился:
   "Никто, прекрасная княжна,
   Вредить тебе да не посмеет;
   Кто нежным быть в любви умеет,
   К тому и ты явись склонна.
  
   Ах, счастлив, счастлив тот без меры
   Кто нравен сердцу твоему!
   В объятиях самой Венеры
   Приревновал бы Марс к нему.
  
   Никто вредить да не посмеет
   Тебе, прекрасная княжна!
   Кто с нежностью любить умеет,
   К тому, к тому лишь будь склонна!"
   О как легко богам склонить девицу юну!
   Все в пользу страстному Нептуну
   Служило в оный час: величием блистал
   В кругу тритонов, нимф, во славе светозарной,
   Притом же помощью ее он обязал.
   Но это ль помощь? о Амур, Амур коварной!
   Игра твоя и тут видна;
   Помощника сего она
   Должна бы более всех фавнов опасаться...
   Уже Фетидино чело румянит стыд,
   Она отводит взор; Дорида же спешит
   Во влажные свои вертепы погружаться,
   Увещевая Нереид
   Подобных случаев разумно удаляться:
   "Вы будьте, о нимфы,
   Всегда осторожны!
   Приманчивы речи
   Любовников ложны;
   Когда мы опасность
   Предвидеть не можем,
   Ее нам избегнуть
   Труднее всего.
   Любовников дерзких
   Избавиться можно,
   Противных и грубых
   Отвадить легко.
   Тот больше опасен
   Кто льстив и прекрасен;
   Страшитесь, о нимфы,
   Всех боле того!"
  
  
   [ДВЕ ОДЫ ИЗ ГОРАЦИЯ: 1.]
  
   ПОХВАЛА ВАКХУ
   ОЛв1Горациева II книги 19 ода:ОЛв1
   "Вacchum in remotis carmina rupibus еts".
   Размером подлинника:
   [ v-v-v,-vv-vv]
   [ v-v-v,-vv-vv]
   [ v-v-v-v-v ]
   [ -vv-vv-v-v ]
  
   В стремнинах дальних (веру дадите мне!)
   Я видел Вакха, песноучителя,
   Дриад и Нимф, и козлоногих
   Сатиров, внемлющих ухом острым.
  
   Эвое! смутным дух мой веселием
   Объят. Волнуюсь; Вакхом исполнена,
   Моя трепещет грудь... пощады,
   Либер1! пощады, грозящий тирсом!
  
   Теперь я в силах петь о ликующей
   Фиаде2; петь, как млечные, винные
   Ручьи в брегах струятся тучных,
   Каплют меды из древесных дупел.ОЛв2
  
   Венец супруги3, в звезды поставленный,
   Чертог Пенфеев в тяжких развалинах,
   Фракийскому за злость Ликургу
   Смертную кару воспеть я в силах.
  
   Ты держишь реки, море в послушности;
   Тобой внушенна, в дебрях Вистонии4
   Свои власы дерзает Нимфа
   Связывать туго змией, как лентой.
  
   Когда Гиганты горды воздвигнулись,
   Тогда, защитник отчего царствия,
   Вонзил ты львины когти в Рета,
   Лютым его отразил ударом.
  
   Хотя дотоле всякому мнилося,
   Что ты рожден лишь к играм и пиршествам,
   Но ты явился сколько к мирным,
   Столько и к бранным делам способен,
  
   Златым украсясь рогом, нисходишь ли
   Во ад - внезапно Кербер смиряется;
   Ползет к тебе, хвостом ластяся,
   Ногу тремя языками лижет.
  
  
   ОЛв1: Ол нет
   ОЛв2: дуплов древесных
  
   1. Либер - одно из Вакховых прозвищ у древних римлян; значит - вольный.
   2. Фиадами назывались Вакховы жрицы или вакханки.
   3. "Венец супруги и пр." Драгоценный венец Ариадны, подаренный ей Венерою для брака ее с Вакхом на острове Наксе и по смерти ее помещенный в созвездия.
   4. Вистония, иначе Фракия, - страна, в которой особенно процветало богослужение Вакхово. У Горация в сей оде вакханка названа Вистонидою.
  
   [ОЛ: ДВЕ ОДЫ ИЗ ГОРАЦИЯ]
       2.
   К ВЕНЕРЕ [ПИ: перевод Горациевой оды]
   "О Venus regina Cnidi Paphique etc."
  
   Оставь блестящий храм Книдийской
   И рощи Пафоса, спустись, Венера, к нам!
   Мы с Клоей ждем тебя; алтарь и фимиам
   Готов уже; приди, простой наш домик низкой
           Преобрати во храм!
  
   Не позабудь при том Амура взять с собою
   И пояс Грациям стыдливым развяжи;
   Пусть смехи, игры к нам веселою толпою
   С Эрмием притекут, и с младостью драгою
   Которы без тебя, как будто без души.
  
  
   ВИДЕНИЕ МУСУЛЬМАНИНА 
   (с французского, г-на Дората)
  
   По дневном зное наслаждались
   Прохладой травки и цветки,
   Любовников в сенисты рощи
   Благоприятный сумрак звал,
   Меж тем как солнца луч вечерний
   На башнях догорал златых
   И на спокойном синем море.
  
   В пространстве пышных тех садов,
   Которы прилежат к сералю,
   На златонизанных коврах
   Младые милые султанши
   В сердечной томности своей
   Прохладу вечера вкушали.
   Угрюмые приставы их
   Своим несносным надзираньем
   Еще и тут тоску их длят -
   Так точно у даров Помоны
   Для отогнанья хищных птах
   Над грядами торчит пужало -
   В роскошных теремах своих
   Не помнит о мечети муфтий,
   Под сению ясминов, роз,
   На грудь любимицы прекрасной
   Склонил он пьяное чело
   И, потопив в вине рассудок,
   Об алкоране он забыл,
   И о пророке, и о Боге.
  
   Младой Узбек, во цвете лет 
   Мудрец и истины искатель,
   В сии спокойные часы
   Бродил задумчиво вдоль брега.
   Он со слезами размышлял
   Об участи людей несчастных:
   Даются все они в обман
   И злым приносятся на жертву!
   Узбек был мужествен и добр,
   Друг угнетенным, враг тиранам;
   С негодованьем видел он 
   Обезображенную веру,
   Обман и ярый фанатизм,
   Основанный на заблужденьях:
   В законодателе своем
   Благосквернителя он видел
   И над главами граждан всех
   Висящий видел меч тиранства!
  
   "О Царь небес! - он возопил, -
   О ты, который прозираешь
   Все помыслы души моей
   И внемлешь вздохи, видишь слезы!
   Пролей в меня свой чистый свет,
   Судья мне будь и утешитель!
   Открой, каким служеньем мне
   Снискать твое благоволенье?
   И где, великий, дивный Бог,
   Где истина твоя сокрыта?..
   Пророка мнимого рекут
   Быть проповедателем оной,
   А я не нахожу того -
   И как в неведенье толиком
   Душе сомнений не иметь?
   Но ты, о Господи, во славе
   Очам заблуждшихся явись,
   Да всяк вонмем твой глас, рцы смертным:
   Се есмь, и се есть мой закон!
   Вели, да трубы бурь гремящих
   Тебя языкам возвестят,
   И если молнией разящей
   Твою десницу ополчишь,
   Да ниспадет она на магов
   И на жрецов, которы в нас
   Своим нелепым лжеученьем
   Твой свет стараются затмить.
   Будь сам и Бог, и архипастырь:
   Божницы все низвергни в прах,
   Да исповедует вселенна
   Тебя под именем одним,
   И солнце, обтекая землю,
   Везде да узрит храм один!"
  
   Такими изливал речами
   Узбек желания свои.
   Его по дневном утомленье
   Прияла роща в тиху сень,
   При корне пальмы благовонной
   Там сладкому он вдался сну.
   Вздремал - и в голубом эфире
   Зрит тысячи сребристых туч,
   Которые, подобно морю
   Струясь и зыблясь в высоте,
   Скопились над главой Узбека
   И светлой лествицей к нему
   На луг спустились потихоньку.
   Из светозарной их среды -
   О чудный сон! - младые девы
   Текут попарно, наги все.
   Небесных жителей достойны 
   Своими прелестьми оне:
   Цветущи их уста румяны
   Вокруг исполнили эфир
   Сладкоуханными вонями,
   Любовь из взоров их лилась.
   Узбек по прелестям несчетным 
   Носился оком - пил любовь,
   Куда ни обращался, всюду
   Подобно на море волнам
   Приятства новы изникали,
   Рождалась новая краса;
   На златоогненной вершине
   Таинственного схода туч
   Был виден сановитый старец.
   Сколь древен ни казался он, 
   Но очи у него сияли
   Бессмертой юности огнем.
   Порхали вкруг него амуры,
   Обвивши голову чалмой,
   И, легких помаваньем крылий
   Его волнуя долиман,
   В изгибах ризы соболиной
   Лукаво прячутся они:
   "Алла! Алла!" - взывая часто
   (Священное магометан
   Наречие и им не чуждо).
  
   Восстали вихри, грянул гром
   И лествица с ужасным треском
   Вся вдоль доверху потряслась.
   С небесных же высот трикраты
   Неслись глаголы: "Магомет
   Благословен да будет присно!"
   Тогда священный старец рек:
   "Се час приспел тебя наставить
   В науке счастья, о Узбек!
   Умерься, многого желаешь -
   Внемли, что изреку тебе.
   Не есмь уже обманщик оный,
   Употреблявший все - и меч,
   И чудеса, и красноречье,
   Чтобы водить умы людей:
   В невежестве аравитянам
   Тогда потребен был обман,
   Тебе ж потребно наставленье.
   Уйми излишних жалоб стон,
   Оставь сии мольбы, сей ропот:
   Часы летят, летят стрелой,
   А вопль твой никому не внятен;
   Текущий миг невозвратим,
   Усыпь же след его цветами -
   Когда во всем на сей земле 17)
   Мудрец несовершенство видит,
   Он должен утешаться тем,
   Что семя совершенства спеет
   В его душе - что зло пройдет,
   Истлеет с плотию земною,
   А жив вовеки он - и Бог!
   Но ты желаешь, дерзкий смертный,
   Чтоб просветил тебя твой Бог?
   Не от него ль имеешь разум,
   Светильник в жизненном пути,
   И пламенеющее сердце,
   Кадило вечное любви!
   Еще ли ты того желаешь,
   Чтоб осветилось для тебя
   Недосягаемое оку,
   Непостижимое уму?
   Тебе начертанны границы,
   Тебе закон в душе твоей;
   Она гласит тебе немолчно:
   Будь добр и будешь ты блажен!
   Будь добр, правдив и правосуден
   И страждущему сострадай,
   Прими в покров твой нищих, сирых,
   Невинных слабых защити!
   Клянись быть другом человеков,
   Будь только ненавистник злых.
   Когда попрал ты предрассудки,
   Терпимость мненьям дай людским
   И уважай все их обряды!
  
   Кто зиждет и объемлет вся,
   Того обрядами не можешь
   Ни ублажить, ни оскорбить:
   К спасенью нет иного средства,
   Как только добрые дела;
   К молитве нет иного места,
   Как только умиленный дух;
   Восток и запад, юг и север
   Пред Богом суть единый пункт,
   И вся ему мечет вселенна.
  
   Но данный мною алкоран
   Обуздывает чернь строптиву:
   Да будет же тебе он свят,
   Хотя и темен бы казался,
   Хотя б был пуст для мудреца;
   Ты зришь на свете мало мудрых,
   К юродивым же снисходи,
   И знай, что паче всех юродив
   Есть тот, кто неуместно мудр!
   Неси с покорством иго обще.
  
   Когда исполнишь долг святой,
   Который совесть налагает,
   Тогда к забавам ты теки
   И к удовольствиям сердечным!
   Влиявший в тварей чувства Бог
   Не запрещает наслаждаться,
   Приятны, кротки страсти в нас
   Питают деятельность жизни,
   Любовь нам от небес дана,
   Чтоб усладить земное горе.
   О юноша, пади к стопам
   Любезной девы - будь с ней счастлив!
   Вкуси, но мер не преступай,
   Чтоб тем вкушать живее, доле.
   Разборчив, нежен будь в любви,
   Блюдись неистовства, разврата;
   Раскаянье не ходит вслед 
   За удовольствием невинным;
   Все то, что вредно, есть порок,
   Не роскошь сладостная мудрых.
  
   Храни же все сие в уме,
   Благополучие обрящешь;
   И наконец, когда отдашь
   Обратно плоть свою стихиям,
   Тогда бессмертная душа,
   Очищенна и утонченна,
   Переселится в небеса
   И будет отчасу блаженней.
   Ты ниспускающихся зришь
   По лествице небесных гурий:
   Они твоими будут все -
   Непостижиму, вечну радость
   Получишь за минутну скорбь
   И за минутну добродетель".
   Все скрылося - проснулся он
   Сим чудным занят сновиденьем:
   Еще он вечер думал зреть,
   Мерцанье утреннее видя.
   Но что еще увидел он?
   Дражайшая его Азема
   Летит в объятия к нему,
   Сквозь слезы радостны пеняя.
   Сия невольница млада,
   Любима нежно господином,
   Всю ночь Узбека своего
   Искала, кликала вдоль брега
   И на рассвете лишь нашла;
   Еще в очах ее прекрасных
   Прошедший страх написан был:
   Но в случае любовь умеет
   И робкому отвагу дать -
   О сколько ж ты теперь, Азема,
   За весь свой труд награждена
   В Узбековых объятьях страстных!..
   Обещанный пророком рай
   Вы тут же оба предвкусили:
   О восхищенье! О восторг!
   Кустарники, цветы душисты
   Связующих вас сладких уз
   Одни свидетели немые.
   Сей лес, священный перед тем,
   Теперь сугубо освятился
   Чрез наслажденье двух сердец,
   Горящих чистою любовью!
   Но оба наконец они
   В свое жилище возвратились.
  
   От сновиденья своего
   Узбек переродился духом:
   Уразумел он, что земля -
   Обитель вечных заблуждений,
   Что голос мудрых одинок
   И что глупцам не внятен оный.
   Узбек по-прежнему был добр,
   Но не роптал уже на небо,
   По-прежнему философ был,
   Но вящее обрел спокойство.
   Обман и глупость видя, он
   Уже не столько раздражался
   И никому не объявлял,
   Что он не верит алкорану,
   Жрецов, дервишей стал терпеть,
   Оставил пьянствовать Иманов
   И истину с тех пор искал
   Во удовольствиях сердечных.
  
  
   ТЛЕННОСТЬ 
  
   Средь беспредельныя равнины океана
           Гора высокая стоит.
   Златыми тучами глава ее венчанна,
   Пучина бурная у ног ее кипит.
  
           Стихий надменный победитель,
                   Сей камень-исполин,
           Другой Атлант-небодержитель,
   Измену зря во всем, не зыблется един.
           Вотще Нептун своим трезубцем
           Его стремится сдвигнуть в хлябь.
           Смеется он громам и тучам,
           Эол, Нептун в борьбе с ним слаб.
           Плечами небо подпирая,
           Он стал на дне морском пятой
           И, грудь кремнисту выставляя,
                   Зовет моря на бой.
  
                   И бурные волны
                   На вызов текут.
                   Досадою полны,
           В него отвсюду неослабно бьют.
           И свищущие Аквилоны
   На шумных крылиях грозу к нему несут:
                   Но ветры, волны, громы
                   Его не потрясут!
           И, видя свой напрасен труд,
           Перуны в тучах потухают,
           Гром молкнет, ветры отлетают;
   Валы бока его ребристы опеняют,
                   И с шумом вспять бегут.
  
   И веки протекли и, мимо шед, дивились,
                   Его несокрушимость зря.
  
                   Но дни его гордыни длились
   Не вечно. - С ним Нептун всегдашню брань творя,
           Притек в Плутоновы жилища темны,
   Сильнейшего борца воздвигнуть,- огнь подземный,-
   Против гигантовых неодоленных сил.
   И, возбужден, тесним из преисподних жил
           Потоком хлынул огнь свирепый:
           Ища отверстий, рвет заклепы,
           И моря дно, как ниву, взрыл,
   И внутренни в горе наполнивши вертепы,
   Всю тяготу ее тряхнул, восколебал;
   От дна кремнистого отторгши сильным махом,
                   Далеко разметал,
           Осыпав жупелом и прахом.
   И тот, который все стихии презирал,
           Против тебя не устоял,
           Дщерь адова, землетрясенье!
  
   Еще в уме своем я зрю его паденье:
   Содроглось все, когда колосс сей затрещал,
           В широких ребрах расседаясь,
   Скалами страшными на части распадаясь,
   Уже вершинам волн разлогих равен стал.
           Уже в немногих глыбах черных,
           Которы из воды встают
           И серный дым густой дают,
   Остатки зрю его величья. - Всех презорных
   Тиранов, силою гордящихся своей,
   Подобный ждет конец, подобный мавзолей;
   Доколь забвенья мрак их вечный не обляжет,
           Проклятий смрад потомству скажет,
   О том, кто так, как сей низринутый колосс,
   Огромностью вдали пловущих удивляя,
   Вблизи ж пловцу корабль о камни раздробляя,
   Был непристанищный и гибельный утес.
  
                   * * *
  
   Чем выше кто чело надменное вознес,
           Тем ниже упадает.
   Рука Сатурнова с лица земли сметает
   Людскую гордость, блеск и славу, яко прах.
   Напрасно мните вы в воздвигнутых столпах
   И в сгромаждении тьмулетней пирамиды
   Сберечь свои дела от злой веков обиды:
   Ко всем вещам как плющ привьется едкий тлен,
           И все есть добыча времен!
   Миры родятся, мрут - сей древен, тот юнеет;
   И им единая с червями участь спеет.
           Равно и нам!
   А мы, безумные! дав удило страстям,
   Бежим ко пагубе по скользким их путям.
   Зачем бы не идти путем златой средины,
   На коем из даров природы ни единый
           Не служит нам во вред!
   Но редко кто, умен до испытанья бед,
   Рассудка голосу послушен, осторожно
   И с мерою вкушал, чтобы продлить, коль можно,
   Срок жизни истинной, срок юных, здравых лет,
   Способностей, ума, и наслаждений время,
   Когда нас не тягчит забот прискорбных бремя,
   Забавы, радости когда объемлют нас!
           Не слышим, как за часом час
           Украдкою от нас уходит;
           Забавы, радости уводит:
   А старость хладная и всех их уведет,
   И смерть застанет нас среди одних забот.
  
                   ***
  
   Смерть!.. часто хищница сия, толико злая,
   И гласу плачущей любови не внимая,
   Берет под лезвие всережущей косы
   Достоинства, и ум, и юность, и красы!
           Во младости весеннем цвете
           Я друга сердцу потерял.
           Еще в своем двадцатом лете
           Прекрасну душу он являл;
   За милый нрав простой, за искренность сердечну
   Всяк должен был его, узнавши, полюбить;
   И, с ним поговорив, всяк склонен был открыть
   Себя ему всего, во всем чистосердечно:
   Такую мог Филон доверенность вселить! -
   Вид привлекательный, взор огненный, любезный,
           Склоняя пол к нему прелестный,
           Обещевал в любви успех;
   Веселость чистая была его стихия;
   Он думал: посвящу я дни свои младые
   Любви и дружеству; жить буду для утех.
   Какой прекрасный план его воображенье
                   Чертило для себя
                   В сладчайшем упоенье:
   Природы простоту и сельску жизнь любя,
   Он выбрал хижинку, при коей садик с нивой,
   Чтоб в мирной тишине вести свой век счастливой.
   Всего прекрасного Филон любитель был,
   Так льзя ли, чтоб предмет во всем его достойной
           Чувствительного не пленил?
   И близ себя, в своей он хижине спокойной
   Уже имел драгой и редкой сей предмет!
   Теперь на свете кто блаженнее Филона?
   Ему не надобен ни скипетр, ни корона,
           Он Элисейску жизнь ведет!
  
           Увы, мечта! Филона нет!!
  
           Филона нет! - болезнь жестока
           Похитила его у нас.
           Зачем неумолимость рока
           Претила мне во оный час
           При смерти друга находиться?
   Зачем не мог я с ним впоследние проститься;
           Зачем не мог я в душу лить
           Ему при смерти утешенье, -
   Не мог печальное увидеть погребенье
   И хладный труп его слезами оросить!..
   К кончине ранней сей, увы! и неизбежной,
   Я так же б милого приуготовить мог,
           И из объятий дружбы нежной
           Его бы душу принял Бог.
  
                   ***
  
           Меня, богиня непреклонна,
   Когда приидешь ты серпом своим пожать,
           Хоть в том явися благосклонна:
   Не дай мне в тягостном унынье жизнь скончать!
           Не дай, чтобы болезни люты
           В мои последние минуты
           Ослабили и плоть, и дух;
           До часу смерти рокового
           Пусть буду неприятель злого,
           А доброго усердный друг.
           Когда ж я, бедный, совращуся
           С прямого к истине пути;
   В туманах, на стезю порока заблужуся, -
   Тогда, о смерть! ко мне помощницей лети
   И силою меня ко благу обрати!
  
  
   ИСТОРИЯ И БАСНЬ 
   Ф.Ф.Репнину 
  
   Репнин, мой друг, владетель кисти,
   Лиющей душу в мертвый холст!
   Ты так как я, питомец Феба!
   Подай же руку: вместе мы
   Пойдем изящного стезею.
   Тебе я тамо покажу
   Достойные тебя предметы,
   Которые огонь родят 
   В твоей груди, художник юный!
   Два храма видишь ты на оной высоте.
   Один, коринфскою украшен колоннадой;
   Повсюду блещет там и злато, и лазурь,
   В прелестных статуях парийский дышит мрамор.
   Храм Басни то; а сей, на правой стороне,
           Есть храм Истории, и прост и важен:
   В обширном куполе, которым он накрыт,
   И в междустолпиях разлит священный сумрак.
           Мы оба храма посетим,
   И оба божества мы жертвою почтим.
   По прежде в сей войдем, который столь прекрасен.
  
           В широких белых ризах,
           Седой, почтенный жрец,
   С покровом на главе, сверх коего венец
   Из полевых цветков, зеленых мирт и лавров,
           Облокотясь на златострунну арфу,
   В преддверье, с важным нас приветствием встречает.
   Сей старец есть Гомер, - Гомер, богов певец.
   - Сподоби нам войти в святилище богини,
   Зане причастны мы мистериям ее. -
           Священный к нам осклабя зрак,
           Дверь храма старец отверзает:
   Восторг и трепет свят весь дух мой обнимает!
   Я вижу прелести... Но нет, не описать
           Мне их словами, - ты, о живописец,
   Изобразишь ли их художеством своим?..
           Какие виды
           И превращенья!
           Там брань мятежна,
           Борьба, ристанье,
           Здесь светлы лики
           И пляски нимф!
   Неисчерпаемый красот, богатств источник! -
   Бери скорее, кисть, палитру и пиши!
           Пиши
   Богоглаголивой Додонской мрачности рощи,
           И Пифиин треножник злат,
           И восхитительну долину Темпе,
           И Гесперидский сад.
   И пир богов пиши в чертогах Крониона,
           Огромных, созданных Ифестом.
   Чтобы вкруг сладких яств отрадно возлегали
           Блаженны жители Олимпа
   И простирали бы к трапезе вожделенной
           Десницы, на отца взирая;
   Во осенении ж кудрей амвросиальных
           Чело державного Зевеса
   Блистало б благостью. А Ира величава
           В златой бы зрелась диадиме,
   С эгидой и с копьем владычица Паллада,
           С колчаном, с лирой светл Аполлон.
   И ты, о мать утех, сладчайшая богиня,
           Имуща оный чудный пояс,
   И ты бы зрелась там с собором юных Граций
           И со смеющимся Эротом.
   О вид божественный! о дивная изящность!
           Там песни муз пленяют ухо;
   Богиня младости льет в чаши сладкий нектар,
           И милый Ганимед разносит!
  
   Но мы с надоблачных вершин Олимпа сходим
           В Троянские поля,
   Где рать Ахейская одержит град Приамов,
   Где Ксанфос трупы мчит, где Гектор и Ахилл
   Свирепствуют. Оттоль с премудрым Одиссеем
   По царству странствуем Нептунову и зрим
   Циклопов, Сциллу, Ад, Цирцею, Навзикаю,
           И множество иных чудес.
  
   Готов ли ты? - теперь пойдем к другому храму
           Сумрачным переходом сим,
   Который лишь одна лампада освещает;
   Здесь строга Критика имеет свой престол
   И лже и истине границу полагает.
  
   Ты был поэтом, - будь философом теперь!
   На сих висящих дсках добро и зло читая,
   Предметы избирать из них себе умей.
   Великих и святых изобрази людей,
   Которых победить не может участь злая.
           Искусной кистию своей
   Яви добро и зло в разительных контрастах:
   В страдальцах истины прекрасная душа
   Сквозь всякую б черту наружу проницала, -
   Сократ беседует с друзьями, смерть пия,
   Правдивый Аристид свое изгнанье пишет,
           Идет обратно Регул в плен,
   И верен истине Тразеа умирает.
   А в недрах роскоши, среди богатств, честей,
   Тиранов льстец, Дамокл, упоеваясь счастьем,
   Возвел кичливый взор, но, видя над собой
   Меч остр, на волоске висящий, цепенеет.
  
   Сколь благомыслящим утешно созерцать
   Толь поучительны, толь сильные картины!
   С Плутархом в них, мой друг, с Тацитом нам являй
   Величие и низость смертных
   И душу зрителей к добру воспламеняй.
  
  
   К ТРЕХМЕСЯЧНОЙ ДЕВОЧКЕ, 
   когда она на руках у матери спала. 1802.
  
   Намедни я зашел к Кларисе в гости,
           И что увидел я!
   Красавица, приятно улыбаясь,
           С малюточкой сидит.
   У милой матери на груди нежной
           Дитя сном тихим спит;
   Она его косыночкой прикрывши,
           В объятиях своих
   Тихонечко ОЛв1 качает, будто в люльке,
           И смотрит на него.
   "О, спи! - воскликнул я в восторге сладком, -
           Спи, милое дитя!
   Покуда маминька у сердца держит
           И за тебя не спит.
   Теперь ничто тебя смутить не может
           В невинности твоей;
   Протянешься к сосцам, - и невозбранно
           Амврозию их пьешь;
   Завопишь ли, - тебя ласкает, тешит
           Кларисин нежный глас,
   Она прелестными руками нянчит
           И пользует тебя...
   Дай Бог, чтоб Катинька, пришедши в возраст,
           Ты втрое воздала
   Отцу и матери за все старанья,
           Была бы в радость им!
   Дай Бог, чтоб расцвела душой и телом
           Как алинькой цветок;
   Тогда, о Катинька, тому достанься,
           Кто будет так, как ты,
   Чувствителен и добр, пригож и молод;
           Чтоб он тебя собой,
   Себя тобой навеки осчастливил,
           И маминьке б дала
   Ты полну горницу прекрасных внучат,
           Таких, как ты теперь!"
  
   ОЛв1: Тихохонько.
  
  
   ПЛЕННИКИ 
   идиллия 
  
   [ОЛ: v-v-v-v-vv]
  
   Однажды на Цитерском острове
   Шалун Амур с своею братьею
   Резвился целый день до устали,
   И наконец унес у матушки
   Тихонько пояс - побежал с ним в лес
   И, скомкавши его подушечкой,
   Постлал под голову и лег уснуть.
   Случись гулять тут Хлое с Дафнисом,
   И набрели они на спящего:
   Дивятся мальчику прекрасному,
   Который под кустом на травке спит
   С полузакрытыми глазенками.
   Он на бок лег; одна щека его
   В подушку мягку погрузилася,
   Другая ж выкатилась яблочком,
   На коем пурпур разливается;
   И, кротко ротик растворивши свой,
   Он дышит сладостной амврозией.
   Пастушка и пастух не знают, что
   Начать! - уйти ли им, остаться ли!
   Дитя такое миловидное,
   Как он зашел сюда?.. какие он
   Имеет золотые крылышки!
   Тут обратились взоры Хлоины
   На пояс - ах, какой узорчатый!
   Что, если б ближе разглядеть его,
   Но тише, чтоб не разбудить дитя.
   Она тихонько наклоняется
   С сильнотрепещущею грудию,
   Но в замешательстве дотронулась
   Не до подушки, до щеки его.
   Он вздрогнул, встрепенулся крыльями,
   Поспешно встал, взял пояс матушкин
   И пастуха связал с пастушкою;
   Потом с усмешкой торжествующей,
   Ликуя, прыгая от радости,
   Повел своих к Венере пленников,
   Которые, познав приятность уз,
   Без всякого сопротивления
   Текли за милым победителем.
  
  
   ПОЛИНЬКА
   [ОЛ: Элегия
           vv-vvv-vv    
           vv-vvv-,vv-vv]
  
           Пусть другие хвалят Киев-град,
   Или матушку Москву белокаменну,
           Или Тулу, или Астрахань,
   Или низовски края хлебородные;
           Не прельстит меня ни тихий Дон,
   Ниже Волга, сто градов напаяюща;
           Всех приятнее Нева река:
   На берегах ее живет моя Полинька,
           И струи ее лазоревы
   Часто Полиньке моей служат зеркалом;
           ПИв1Днем ли черпает прохладу в них,
   Или утром красоте омовение - ПИв
           Встав с зарей, она к окну идет
   Между розами вдохнуть свежесть утренню;
           Днем из терема отцовского
   В легком платьице спешит в зелен сад гулять;
           Тихим вечером любуется
   Вдоль по каменным мосткам. Но охотнее,
           В тишине тенистой рощицы,
   На цветущих островах ходит Полинька,
           То с любезными подругами,
   То задумчиво одна одинешенька;
           В светло-русых волосах ее,
   Перехваченных венком, легкий резвится
           Ветерочек, навевает их
   На прекрасные плеча, на высоку грудь;
           Прохлаждает щечки алые,
   И дерзает - о, когда б ветерком я был! -
           Но на травку села Полинька,
   Устремила, вздохнув, на Неву свой взор.
           Ах, по ком вздыхаешь, милая!
   Отчего сия слеза в воду канула? -
           Не о суженом ли думаешь,
   Не гадаешь ли уже о златом кольце?..
           Если б мне судьба позволила
   Сцеловать с твоих ланит слезы девичьи
           И, прижав мое ретивое
   Сердце к сердцу твоему, перенять твой вздох!
  
   ПИв1: в ПИ строки пропущены
  
  
  
   УСЛАЖДЕНИЕ ЗИМНЕГО ВЕЧЕРА 
   1803 [в ПИ нет]
  
   Изолью ли на бумагу
   То, что чувствует мой дух!
   Я блажен неизъяснимо,
           О мой милый друг!
  
   Здесь под вечерок беспечно
   Я раскинувшись сидел,
   Ясным оком и довольным
           Пред себя глядел.
  
   Вкруг меня природа вянет,
   А во мне цветет она;
   Для других зима настанет,
           Для меня весна!
  
   Грудь моя свободно дышит,
   Чувством здравия горю...
   И небесное явленье
           Пред собою зрю:
  
   Белым платьем стан окинув,
   Легкой поступью пришла,
   И овал лица прекрасный
           Видеть мне дала.
  
   О, гармония какая ПИ,ОЛв1
   В редкий сей ансамбль ПИ,СТ(*) ОЛ1) влита!
   Сладкая улыбка кроет
           Розовы уста,
  
   Из которых я услышал:
   "Здравствуй, милый мой пиит!
   Знать ты с музою в беседе,
           Что твой весел вид."
  
   О Филлида! я в восторге,
   Я теперь совсем пиит,
   Ибо Грация и Муза
           Предо мной стоит!
  
   ПИ,СТ(*) Ансамбль (Ensemble) - техническое слово, употребляемое художниками; значит - хорошо согласованная совокупность частей в изображении чего-либо [прим. ПИ: слово техническое, весьма употребительное у художников наших].
   ПИ, ОЛв1: О, какая гармония.
  
   ОЛ1) Ансамбль (Ensemble) - техническое слово, употребляемое художниками; значит - целое, совокупность частей в изображении чего-либо.
  
  
   УТРО Олв1
   эклога 
  
   Миртилл и Дафнис
  
   Д а ф н и с
  
   Откуда с посошком, Миртилл,
   Бежишь так рано пред зарею?
  
    М и р т и л л
  
           Меня ты, Дафнис, приманил
           Звенящих струн твоих игрою;
   Я не спал. С час уже, как сон от глаз моих
           Был свеян ветерком прохладным:
           Молчало все, и лес был тих;
           Я слушал долго ухом жадным,
           Кто первый звук издаст! - и вот
           Наш Дафнис прежде птиц поет.
  
    Д а ф н и с
  
   Садись, мой милый, здесь. Послушай; мне внушает
           Природа майю гимн.
   Недолго было ждать: в лесочках начинает
   Пернатых хор брать верх над пением моим.
  
           Исшед из сени шалаша,
           Стою с желанием на праге,
   Да окупается теперь моя душа,
   Любезный месяц роз, в твоей эфирной влаге!
  
   Смотрю вокруг: уже предшественница дня
   Чертою пурпура цветит обзор небесный
   И, тучемрачну ночь перед собой гоня,
   Ее во адовы женет заклепы тесны.
  
   Се, среброногое на дальних гор хребты
   Вступило утро, лик оскабля свой златый.
   Но дол и лес еще в тумане сон вкушают,
   И, нежной почкою одеяны, цветы
   Зефирам прелестей своих не обнажают.
  
   Росою между тем медвяной омовенны,
   Сколь трепетно они златого солнца ждут!
           Ах, ждут,
   Чтоб поцелуй его живительный, священный
   Раскрыл в них полную благоуханьем грудь.
  
   И се свершается. Оно взошло; с окружных
   Предметов мрачная завеса им снята.
           Простерлась в высотах воздушных
           Смеющаяся синета.
  
           В оттенках зелени приятной
           И в полном цвете лес и луг;
           И недро Теллы благодатной
           Орющих ощутило плуг.
  
           Усеялось стадами поле,
           И роща пастухов зовет,
           Где птичка радуется воле
           И красную весну поет.
  
   М и р т и л л
  
   Прекрасно. Песнь твоя сладка как мед; в ней сила
   Огнистых вин, в ней ток прохладных ручейков.
   Не муза ли тебя Пимплейская учила,
           Или сама любовь? -
   Любовь, я слышал, есть всегдашняя подруга
   Зефирам и цветам, и без любви весна
           Была б не так красна.
           Вчера мне на пригорке луга
   Случилось сесть, и там мой старший брат сидел
   С Аглаею. Он ей об этом песню пел;
   Я помню лишь конец, - спою, коли угодно.
  
   Д а ф н и с
  
   Послушаю охотно.
  
   М и р т и л л
  
           "Ах, у кого друг милой есть,
                   Тот может петь весну!
           Есть с кем весенни дни провесть,
                   С кем чувствовать ему;
           Не на ветер веночек сплесть,
                   В лугах не одному
           Под тень на мягку травку сесть;
                   Ведь у него друг милой есть!
   Он может петь любовь и радостну весну."
  
   Д а ф н и с
  
   И ты прекрасно спел. Конечно,
           Весна любовию цветет,
   И воспевать ее один лишь может тот,
           В ком чувствие сердечно
           Разверсто для красот. -
   И пусть все милое проходит скоротечно:
           Когда понасладимся им
   Хоть миг, не будем ли равны богам самим?
           Блаженство бесконечно
           Мы в миг один вместим!
   Вон идет резвый полк красавиц в лес гулять,
           Влиянье Майя принимать.
   И мы туда, Миртилл! - Смотри: уже палящи
   Свои к нам солнце шлет лучи с небовысот;
           Томятся жаждою волы бродящи.
   И белый агнчий сонм прохладных ищет вод.
  
   ОЛв1: Весеннее утро
  
  
   К АПОЛЛОНУ, ИЛИ ЖЕЛАНИЯ ПОЭТАОЛв1
   ([Гораций] Кн. 1, ода XXXI "Quid dedicatum poscit Apollinem")
  
   О чем в Аполлоновом храме
   Усердно молится поэт,
   При воскуренном фимиаме
   Коль вина на алтарь лиет? -
   Не для него в сардинских спеет
   Благословенных нивах рожь,
   Ниже калабрским богатеет
   Руном он мягким овчих кож,
   Не просит он сокровищ злата
   И зубья индского слона,
   И чтоб угодьями богата
   Земля ему была дана:
   Нет, пусть другим фалернских гроздий
   Возделыванье вверит рок.
   Купцы и корабельны гости
   Бесценный оных выпьют сок, -
   На сирски выменяв товары,
   Из полных выпьют чаш златых
   (Внегда фортунины удары
   Щадят боголюбимцев сих,
   И понт неверный их лелеет,
   Летящих на корысть и смерть).
   Мне маслина одна довлеет
   И овощь легкая во снедь.
   О Феб! дай смышленну и здраву
   Мое стяжанье мне вкусить,
   Не уронить ввек добру славу,
   А паче лиру не забыть.
  
  
   К ЛИЦИНИЮ, О СРЕДСТВЕННОСТИ 
   ([Гораций] Кн. 2, ода X "Rectius vives etc.")
  
   Равно бессчастны, о Лициний,
   Кто тщится плыть против вершины,
   И кто, страшася слишком волн,
   Близ берега свой держит челн.
  
   Ходяй срединою златою,
   Не дружен смерди с чернотою,
   Ниже завистный мещет взгляд
   На велелепие палат.
  
   Для древ высоких ветер страшен;
   Главам превознесенных башен
   Паденье злейшее грозит,
   И в темя гор перун разит.
  
   Но в бедствии не унывает,
   А в счастии готов бывает
   К пременам рока бодрый дух.
   Вратится вечно счастья круг:
  
   К нам зимы, весны дышат с неба!
   Всегда ль в священной длани Феба
   Звенит в погибель грозный лук -
   И арфы нежной слышен звук.
  
   Будь тверд в напасти, безбоязнен;
   Но также, если ветр приязнен
   Вздул туго парусы твои,
   Благоразумно их сбери.
  
  
   К МЕЦЕНАТУ, О СПОКОЙСТВИИ ДУХА 
   ([Гораций] Кн. 3, оды XXIX окончание,
   от стиха: "...prudens futuri ets.")
  
           ОЛв1Размером подлинника:ОЛв1
           v-v-v -vv-vv
           v-v-v -vv-vv
           v-v-v-v-v
           -vv-vv-v-v
  
   Премудро скрыли боги грядущее
   От наших взоров темною нощию,
           Смеясь, что мы свои заботы
           Вдаль простираем. Что днесь пред нами,
  
   О том помыслим! прочее, столько же
   Как Тибр, измене всякой подвержено:
           Река, впадающая в море
           Тихо в иной день, брегам покорно;
  
   В иной день волны пенисты, мутные
   Стремяща; камни, корни срывающа;
           Под стоном гор, дубрав окрестных,
           Домы, стада уносяща в море.
  
   Тот прямо счастлив, царь над судьбой своей,
   Кто с днем протекшим может сказать себе:
           "Сегодня жил я! пусть заутра
           Юпитер черные тучи кажет,
  
   Или чистейшу ясность лазурную, -
   Но не изгладит то, что свершилося;
           Ниже отымет те минуты,
           Кои провел я теперь толь сладко."
  
   Фортуна любит мены жестокие;
   Играет нами злобно, и ОЛв2почести 
           Неверны раздая,ОЛв2 ласкает
           Ныне меня, а потом другого.
  
   А я бесскорбен: хочет ли инуда
   Лететь, охотно все возвращаю ей;
           Своею доблестью оденусь,
           Правду свою обыму и бедность.
  
   Когда от бурных вихрей шатаются
   Со скрыпом мачты, - мне не вымаливать
           Себе драгих стяжаний целость;
           Мне малодушно не класть обеты,
  
   Чтоб алчным морем не были пожраны
   Мои товары дальнепривозные.
           За то проеду безопасно
           В самые бури на утлом струге!ОЛв3
  
  
   ОЛв1: в ОЛ нет
   ОЛв2: почестьми / Неверными дарит
   ОЛв3: боте
  
  
   ОТКРОВЕНИЕ МУЗЫ
  
   Отверзлась горняя богов обитель,
   Отверзлась оку моему,
   И пренебесного сиянья
   Поток рассеял тьму,
  
   Простершись лествицей ко мне огнистой,
   По коей спешно нистекла
   Глубокомысленная муза,
   И тако мне рекла:
  
   "Воздвигнись, ревностный служитель Феба
   Сию гитару приими
   Из рук моих, и вдохновенный
   На ней пеан греми;
  
   Зане услышано твое моленье
   Во сонме светодарных сил:
   Прозрели дух твой, неба алчущ,
   И Зевс благоволил,
  
   Да не затворится Олимп блаженный
   Видению твоих очес,
   И да всегда с тобой пребуду,
   Посланница небес.
  
   Не бо возможет мной руководимый
   О камень зла ноги преткнуть;
   Эфирными ему цветами
   Устелют Оры путь.
  
   Хотя же строгая судьба отъемлет
   От уст твоих витийства дар,
   Создав тебя косноязычным;
   Но чувств сердечных жар
  
   Тем с большей силою да воскресает
   В размере сладостных стихов:
   Язык тебе не додан смертных,
   Но дан язык богов!
  
  
   ЛИСТОПАД И ЦВЕТЕНЬ
   [1804]
  
   Здравствуй, златое на западе солнце,
   После осеннего, скучного дня!
   Вдруг, разогнавши завистные тучи,
   Бросило светлый ты взор на меня!
   Я вспоминаю весенни
   Дни золотые;
   Тешусь, живу вспоминаньем
   Радостей прошлых.
  
   Так! настоящее есть
   Неосязаемый пункт.
   Вечная благость смертным дала
   В будущем жить и в минувшем.
   Двух им послала спутниц,
   Прекрасных Фантазии дщерей,
   Надежду и Память.
  
   Одна перед нами во мгле нерешимой
   Высоко держит светильник;
   Путь усыпает цветами;
   И нудит гордый рассудок
   На помочах легких
   Идти за собой. -
   Но часто и встречные вихри
   От нас отрывают ее:
   Едва остается нам виден
   Пылающий факел ее,
   Как звездка вдали.
  
   Сестра же ее неотлучно
   За нами следит.
   Как даровитая осень,
   В венце из колосьев,
   У сердца держит снопы.
   Прилежно цветы и плоды собирает,
   А плевел и терние топчет ногой!
  
   Здравствуй же, солнце златое,
   В дни Листопада!
   Ты представляй мне живее
   Радостный Цветень!
  
  
   САФО
  
   [-v-v-vv-v-v
   -v-v-vv-v-v
   -v-v-vv-v-v
   -vv-v ]
  
   О Хариты! ныне ко мне склонитесь,
   Афродитин радостный трон оставив;
   Вы к Фаону милому понесите
   Сафины вздохи!
  
   Музы! вас прошу я, Ркв1Сирен Пермесских!
   Дайте Сафе вашего пенья сладость!Ркв1 -
   Ты, уныла лира! служи мне ныне
   Отзывом сердца!
  
   Омраченну грозною тучей небу,
   Дуб нагорный столько ударам вихря
   Не подвержен, сколько мое - биемо
   Страстию сердце.
  
   Где девались красные дни, когда я
   Зрела друга милого, мной плененна?
   Ах! теперь не только любви лишает,
   Даже воззренья.
  
   Я подруге верила и любила,
   А она мне лютой изменой платит;
   Льстит в глаза, но сердцу наносит рану
   Неисцелиму.
  
   Но пускай Фаону в ее объятьях
   Будет рай! - не все ли сердца под властью
   Держишь ты, мой милый! вкушай блаженство,
   Чуждое Сафе.
  
   Мне любить тебя, а тебе быть милым
   Жребий дан: однажды, еще быв отрок,
   Ты в венке из роз по водам кристальным
   Лодочку правил.
  
   Вдруг Киприда с берегу в виде смертной
   Просит, чтоб ее превезли ОЛв1на тот брег,ОЛв1
   Ты ей место дал и повез с ней Граций,
   Игр и Амуров.
  
   Взором ты своим приманил Амуров,
   На уста к тебе прилетели смехи,
   Окружив, Хариты тебя приятно
   Поцеловали.
  
   Красоту тогда ты приял в награду.
   "Мальчик милый, - молвила Афродита, -
   Умащен амврозией, будь отныне
   Всех пригожее!"
  
   Слыша то, Эрот воздохнул ревниво;
   Я случилась там, он стрельнул мне в сердце:
   "Красоту Фаона превзойдет, - рек он, -
   Сафина нежность!"
  
   Ах, а ты жестокий меня покинул
   В злой тоске; скажи мне, чего желаешь?
   Чем любовь тебе доказать? пуститься ль
   В дикие степи?
  
   В волны морь?.. Пойду и на край вселенной;
   Я на все готова тебе в угодность.
   Для тебя дерзну Цитереин пояс
   С неба похитить;
  
   Чтоб сплестися нам неразрывной цепью,
   Сердце с сердцем сжать и уста с устами.
   Ах! по всем моим протекает жилам
   Пламя любови!
  
   Горе мне! Несчастная, льстишься втуне:
   Ты не сыщешь счастья, ищи покоя;
   Здесь он ждет тебя, усыпитель скорбей,
   Камень Левкадский.
  
  
   Ркв1: ... Сирены Пинда,/Ваших песней дайте приятность Сафе [архив ВОЛСНХ, д. 14.19, л. 27]
   ОЛв1: об он пол
  
  
   КАЛЛИОПЕ 
   (Горация 3 кн., ода IV "Descende coelo etc.")
  
   Сойди с небес, царица Каллиопа!
   Бессмертным пением свирель наполни,
           Или издай свой глас приятный,
           Или ударь во струны Фебовы.
  
   Чу! слышите ли? или я обманут
   Мечтаньем сладким: глас ее и шорох
           В священной мню внимать дубраве,
           В журчанье вод, Зефиров в веянье.
  
   Еще я отрок был. На Апулийских
   Горах я, утомясь, вздремал однажды
           От игр и беганья; в то время
           Меня приосенили голуби,
  
   Священны птицы. И из сел окружных,
   Из Ахеронции и из Форента
           Народ, во множестве собравшись,
           Дивился чудному видению,
  
   Что сонного ни ползкий гад не тронул,
   Ни хищный зверь, - и что кругом закладен
           Святыми лавров, мирт ветвями,
           Не без богов отважный отрок спит.
  
   Я ваш, о музы! ваш я, где бы ни был,
   На высотах Сабинских, иль в прохладном
           Пренесте; Тибура ль пригорок,
           Иль Баий взморие влечет меня!
  
   Любителя парнасских вод и хоров
   Ни битва не сгубила во Филиппах,
           Ниже паденье древа злого,
           Ниже в Сиканских Палинур волнах.
  
   Ведомый вами, я могу пуститься
   В пучину Босфора пловцом отважным,
           И по степям ассирским, жарким,
           Неутомимо пешешествовать.
  
   Британцев видеть, к странникам суровых,
   И пьющих конску кровь конканов зверских,
           И, невредим сквозь остры стрелы,
           Гелонян, и сквозь Скифский Понт тещи!
  
   Когда великий Кесарь, после трудных
   Походов, по градам расставит воев,
           Он к вам в пещеру Аонийску
           На сладкий отдых удаляется.
  
   Благоотрадные! совет ваш кроток
   И добр всегда. Еще мы помним буйных
           Титанов, коих сонм надменный
           Низложен, стерт палящей молнией
  
   Из длани Зевса, предержащей землю,
   Кротящей бурное в пределах море,
           Имущей вся, и ад во власти;
           Людьми; богами право правящей!
  
   Хотя и зельный страх вселяла Зевсу
   Сих облых юношей растуща сила,
           Как их два брата подвизались
           Поставить Пелион над Оссою:
  
   Но что Тифей и броненосный Мимас,
   И что Порфирион с грозящим зраком,
           И Рет, и Энкелад кичливый,
           Метатель древ с корнями вырванных,
  
   Против Палладиной эгиды звучной
   Могли содеять? Там, к сраженью жадный,
           Стоял Вулкан, там матерь Ира,
           И тул всегда на раменах носяй,
  
   Власы же разрешаяй боголепны
   Во омовении росой Кастальской,
           Лесов Ликийских покровитель,
           Аполлон, Кинфа бог и Делоса.
  
   О Мудрость! без тебя не в пользу сила;
   С тобою же она когда в союзе,
           Ей сами боги помогают,
           Но посрамят самонадеянье.
  
   Свидетельствуют то Гигант сторукий
   И оный оглашенный искуситель
           Дианин, Орион, - сраженный
           Стрелами девы целомудренной.
  
   Еще своих земля чудовищ кроет
   И сетует, что их небесна молнья
           Низвергла в Оркус, - и не выел
           Доднесь надложенную Этну огнь.
  
   Ниже оставит Титиеву печень
   Служитель мщения клевать пернатый,
           И в триех стах лежит оковах
           Прелюбодейство Пирифоево.
  
  
   ХРИЗАНФУ 
   1805
  
   Чем прекраснее цветочек,
   Тем скорее вянет он.
   Ах, на час, на мал часочек
   Нежный Сильф в него влюблен!
           Как увянет,
           Он престанет
   В нем искать утехам трон.
  
   Счастлив, ежели посеян
   Он на лучший кряж земли,
   Кротким ветерком обвеян,
   Не зазнает ранней тли;
           Хладу, зною,
           Над собою
   Не уведал николи.
  
   И из недр своих прекрасных
   Изливая райский дух,
   Не столпит одних лишь праздных
   Трутней, гусениц и мух:
           В век свой краткий
           Будет сладкий
   Медотворным пчелкам друг.
  
   Ныне ты, Хризанф мой милый,
   Розою любви цветешь:
   Огненной исполнен силы,
   За версту сладчайши льешь
           Ароматы, -
           Силе траты
   Будто ввек не наживешь!
  
   Ныне радость златокрыла
   По твоим парит следам.
   Роскошь с Вакхом учредила
   Пир ликующим гостям;
           Одр ночлега
           Стелет нега
   Утомленным резвостям.
  
   Ах, да будет сон их долог,
   Упоительны мечты!
   Утро сквозь тафтяный полог
   Пусть в объятьях красоты
           Их застанет;
           Полдень взглянет
   На измятые цветы!
  
   Пользуйся, часов любимец!
   Жизнию; - но не забудь,
   Что небесный сей гостинец
   Без примесу не дают
           Смертным боги,
           И что строгий
   Сочетали с оным труд.
  
   Если в жертву не положишь
   Пред Минервой благ своих
   Должну часть, - смотри! ты можешь
   Вскоре всех лишиться их:
           Но отыди
           В сень Эгиды,
   И не бойся Гарпий злых!
  
  
   ПИСЬМО О СЧАСТИИ 
   к И.А.Иванову 
  
   Во время, впору, кстати -
   Вот счастия девиз. -
   Иванов, что есть счастье?
   Иметь покров в ненастье,
   Тепло во время стужи,
   Прохладну тень от зною;
   Голодному хлеб-соль,
   А сытому - надежду
   На завтрашнее благо;
   Сегодня ж - уверенье,
   Что совесть в нем чиста,
   Что он приятен людям,
   Друзьям своим любезен,
   Младой подруге мил;
   Что он, не зная рабства,
   Не обинуясь, может
   Работать, отдыхать,
   Копить и расточать,
   Во время, впору, кстати.
  
   Но кто научит нас
   Все делать впору, кстати?
   Никто иной как сердце,
   Как собственное сердце;
   Оно должно вести
   Нас бережно и ловко,
   Как хитрых балансеров,
   По оной тонкой нити,
   Которая зовется:
   Во время, впору, кстати.
   Протянута над бездной
   Сия чудесна нить;
   Над темной бездной скуки,
   Душевной пустоты,
   Где примет нас зевота,
   Положат спать болезни,
   И отвращенье в льдяных
   Объятиях морит.
  
   Но как нам уберечься,
   Чтобы туда не пасть?
   Спроси у философов;
   Один тебе твердит:
   "Не слушайся ты сердца,
   А слушайся ума;
   Сего имей вождем!"
   Другой велит напротив.
   А мой совет таков:
   Ум с сердцем согласи,
   Но более второму
   Всегда послушен будь,
   За тем, что в нем природа
   Свой внедрила инстинкт,
   Закон поры и стати.
  
   Конечно, ум есть жезл,
   К которому должны
   Привязывать мы сердце,
   Как виноградну лозу
   К тычинке, - чтобы вверх
   Росла, не в прахе б стлалась:
   Но может ведь лоза
   Прожить и без тычинки,
   Хотя и дико, криво,
   И плод нести, хоть горький!
   Тычинка ж без лозы
   Дреколье лишь сухое.
  
  
   НА СМЕРТЬ ВОРОБЬЯ
   (подражание Катуллу)
  
   Тужите Амуры и Грации,
   И все, что ни есть красовитого!
   У Дашиньки умер воробушек!
   Ее утешенье, - которого
   Как душу любила и холила!
   А он - золотой был; он Дашу знал
   Ну точно как дитинька маминьку.
   Бывало не сходит с коленей он
   У милой хозяюшки, прыгая,
   Шалун! то туда, то сюда по ним,
   Кивая головкой и чикая.
   Тепере воробушек в тех местах,
   Отколе никто не бывал назад.
   Уж этот нам старый Сатурн лихой,
   Что все поедает прекрасное!
   Такого лишить нас воробушка!
   О, жалость! о, бедной воробушек!
   Ты сделал, что глазки у Дашиньки
   Краснехоньки стали от плаканья!
  
  
   ПИР АЛЕКСАНДРА, ИЛИ МОГУЩЕСТВО МУЗЫКИ 
   Драйденова кантата ОЛ1) на день ЦецилииОЛв1,
   изобретательницы органов 
  
   I
  
   В тот царский, громкий день, когда Филиппов сын
                   Низверг Персеполь в прах,
   Во славе видим был ирой богоподобный,
                   Судеб, народов властелин,
           Седящ на троне, пиршества в лучах;
                   Вокруг его священный страх.
   Стесненный сонм вождей облег степени трона,
           Все в розовых и миртовых венках
   (Сей льготы требуют победоносцев чела).
                   По сторону царя
                   Таиса милая сидела,
   В расцветшей младости, как нежная заря,
           И тысячью приятств владела.
                   О блаженная чета!
   Ироя одного достойна красота!
  
                    Х о р
                   О блаженная чета!
                   Ироя одного,
   Его, его сия достойна красота!
  
   II
  
           Выходит на среду певец,
           Всего гремяща хора вождь.
   Еще перстом слегка перебирает струны,
   Вдруг воскриляются симфонии перуны
                   И грудь восторгом дмят.
  
           От Зевса начал песнь певец,
   Оставльшего свое небесное селенье
   (Толико мощно есть любви влеченье!):
   Пламенордяного приемь дракона вид,
   Отец богов свое парение стремит
           К Олимпиаде благолепной,
           Приник на лебедину грудь.
                   Сугубо обвивает
                   Ее прекрасный стан,
           С любовию впечатлевает
   Подобие свое, - второго по себе
                   Царя вселенной.
  
   Весь в упоении сонм от дивной песни.
   - Се бог! мы бога зрим! - мятежный шум возник,
   И паки: - Се наш бог! - раздался громкий зык.
                   Царь же склоняет
                   Гордо слух.
                   Чтит себя богом,
                   Главой помавает
           И мнит, что мир поколебал.
  
                    Х о р
                   Гордым ухом
                   Царь внимает,
                   Чтит себя богом,
                   Главой помавает,
           И мнит, что мир поколебал.
  
   III
  
           Но песнопевец гимн заводит Вакху
   Вечномладому, вечнопрекрасному Вакху.
  
           Веселий бог исходит в триумфе,
           Трубы и бубны, возвысьте глас!
                   Имеяй в ланитах
                   Смеющийся пурпур,
   Гремите валторны! идет! идет!
  
           Юный и прекрасный Вакх
           Дал нам чашу круговую!
   Наше наследие в Вакховой чаше,
   Пить из нее утешение наше!
                   Что же и краше,
                   Что же и слаще
   Сей нам утехи по ратных трудах!
  
                    Х о р
   Наше наследие в Вакховой чаше,
   Пить из нее утешение наше:
                   Что же и краше,
                   Что же и слаще
   Сей нам утехи по ратных трудах!
  
   IV
  
   Возликовал тут мыслию ирой,
   Ряды побед своих воображает
   И в памяти опять трикраты побеждает
   Врага, которого сразил на трех боях.
  
           Певец искусный примечает,
   Как ярость в нем растет, ретивый дух кипит
   И очи мещут огнь, - переменяет
   Вдруг песней тон, неистовство кротит.
  
           Теперь игрой унывной
           Льет в сердце нежну жалость.
  
           Монарха персов он поет;
   Велик и добр, но ах, гоним судьбою.
           Пал, пал, пал, пал,
           С вершины самой пал,
           Тонул в крови позорно.
   Оставлен в крайности от всех, кого любил,
           Во прахе он лежал простерт,
   Доколе взор его без друга, без отрады,
                   Померк.
  
           Ирой сидит, склонив печально
           Главу на перси, в мысль приводит
           Фортуны быстрый оборот;
           Извлекся тут усильный вздох,
           Затмился взор туманом слез.
  
                    Х о р
           Поникши скорбно, в мысль приводит
           Фортуны быстрый оборот.
           ОЛв2Извлекся тем усильный вздох -
                   И полны очи слез.ОЛв2
  
   V
  
           Художник тонко улыбнулся,
   Он видит, что любовь под сим покровом дремлет.
           Чтоб возбудить ее, меняет тон;
                   Лишь шаг от жалости к любви.
  
           Троньтесь, гусли эолийски!
           Нас лелейте в сладку роскошь!
  
           Брось, о витязь, бранну тягость.
           Слава не пузырь ли мыльный?
           Все растет, не наполняясь,
           Все борьба и разрушенье.
           Трудно мира покоренье!
           О, прими ж за то награду!
  
           Близ тебя сидит Таиса:
           В ней прими награду неба.
  
           Единогласный слышен плеск:
   Хвала, хвала любви! музыке честь и слава!
  
   Тут царь, свое уже скрывая тщетно пламя,
           На прелести, которыми пленен,
                   Вздохнув, взирает,
           И паки смотрит, и паки вздыхает:
   Сугубо ж обуян любовью и вином,
   ОЛв3Победитель к Таисе на грудь упал побежден.ОЛв3
  
                    Х о р
           Тщетно пламя скрыть желает.
                   Коим тает;
           К той, которою пленен,
           Страстны взоры посылает
                   И вздыхает;
           И любовью и вином
           Неудержно быв влеком,
           К ней на лоно упадает.
  
   VI
  
           Грянь, грянь, златыя арфы строй!
   Шуми звучней, раздайся гласом бури!
           Расторгни дремоту его,
   Взбуди, всколебни его ударом грома!
  
           Чу! чу! его огромил
                   Ужасный пробуд.
           Восстает, как из недр могилы,
           Недвижный простирая взор.
  
   - Мщения! мщения! мщенья давай! - все громко вопят.
           Виждь, как Фурия к нам приближается,
                   Виждь, увита змеей,
                   Крутится, шипит,
           Искры огня из очей летят!
  
           Что за бледные тени
   Грозно в руках потрясают факел?
           Духи сраженных воев
           На ратном поле от вражья меча,
           Лишенны чести погребальной,
   Вы жалуетесь нам на свой плачевный рок.
  
                   Мщенья, мщенья дай
                   Храброму войску, царь!
   Смотри, как факел в руках раздувают обиженны тени!
           Манят пожар на гордый Персеполь!
   На домы Сатрапов, на храмы ложных богов!
  
           Воспрядали с неистовым криком вожди,
   И царь сам бедоносные факлы схватил.
                   Таиса предводит,
                   Подстрекает пожар;
                   Для новой Елены
                   Горит Илион.
  
                    Х о р
   И царь сам бедоносные факлы схватил.
                   С ним Таиса предводит,
                   Подстрекает пожар;
                   И для новой Елены
                   Горит Илион.
  
   VII
  
                           Так учреждал,
                   Когда мехи еще не дышали.
                   Уста же органов были немы,
           Древний эллин вздохи своих свирелей
                           С хором струн,
   Киченье рода, и гнев, и жалость, и сладку любовь.
  
           С небес же к нам нисшед, Цецилия,
           Изобрела многогласный строй;
           Любимице святой фантазии,
   Ей тесны прежние художества пределы:
           Распространяет пышно песнь хвалебну,
                   Воспламененна духом свыше,
   В звуки и в трели, в тысящегласный хор.
           Дай преимущество, о Тимотей,
                   Перед собою ей!
           Но нет; венец делите оба!
           Тот смертных воскрилил до неба,
   Та бога к нам свела гармонией своей.
  
                    Б о л ь ш о й  х о р
                   Блаженная Цецилия
                   Изобрела органов строй.
                   Внимавша лики ангельски,
           Нашла предел земной музыки тесным,
                   И, духом горним пламенея,
           Распространила пышно песнь хвалебну
   В звуки и в трели, в тысящегласный хор.
  
           Дай преимущество, о Тимотей,
                   Перед собою ей!
           Но нет; венец делите оба!
           Тот смертных воскрилил до неба,
   Та бога к нам свела гармонией своей.
  
  
   ОЛв1: свят. Цецилии
   ОЛв2: Усильный тем извлекся вздох, / И канул слезный дождь.
   ОЛв3: Победитель, млея, упал к Таисе на грудь.
  
   1) Драйденова кантата "Alexander's Feast, or the power of musick" - есть лучший цветок британской поэзии (*). Не знаю, каков он покажется, пересаженный неискусным садовником на русский Парнас.
   Сие сочинение в подлиннике сплошь с рифмами, и положено на музыку славным Генделем. Рамлер преложил оное на немецкий язык белыми стихами к Генделевым нотам и, следственно, с точным соблюдением английского стопосложения. Русское же сие подражание вольными стихами сделано было по переводу Рамлера и потом сличено с англ. оригиналом.
  
  
   (*) По словам Н.М.К. [Карамзина] в "Письмах рус. путешественника", части 6-той.
  
  
   ПРОГЛОЧЕННЫЙ ЛЕЛЯ
   (из Антологии)
  
   Леля, мастер превращаться,
   Некогда над алой розой
   Мотыльком летал.
   Я тогда не долго думал,
   Но подкрался и лихого
   Хвать божка, поймал.
   "Не уйдешь теперь, проказник, -
   Молвил я и бросил в рюмку, -
   Потони в вине!"
   Но не рад я стал победе,
   Только лишь я рюмку выпил,
   Весь горю в огне.
  
  
  
   ТРИ ЦАРСТВА ПРИРОДЫ
   (подражание Лессингу)
  
   За рюмкой вспало мне на ум,
   Зачем природа вся в трех царствах.
   Удел животных есть: любить
   И пить... Орел, дельфин и муха,
   И червь, и крот, и человек -
   По своему всяк пьет и любит.
   И так: кто любит и кто пьет,
   Поставлен в первом царстве тот.
  
   За сим, не так уж хорошо,
   Второе царство прозябений;
   Любить не может - только пить.
   Всему, от кедра до иссопа,
   И ананасу, и грибу,
   Питье идет в дожде небесном.Ркв1
   И так: не любит кто, а пьет,
   В другом поставлен царстве тот.
  
   А третье, прочих двух бедней,
   Есть ископаемое царство.
   Алмаз и щебень, все равно -
   Не чувствуют любви и жажды.
   И так: что каменно растет,
   Не любит никогда, не пьет,
   Все то мы в третьем царстве числим.
   И впрямь, коль про себя помыслим:
   Лишить любви, лишить вина, -
   Что будет человек? - стена!
  
   Ркв1: Идет в дожде небесном пойло [арх. ВОЛСНХ, д. 14.17, л. 29].
  
  
   ЦВЕТОК И ДЕВИЦА
   (стихи на заданные рифмы)
  
   Весенний на груди цветок
   Ты носишь, милая девица!
   Как свеж завидный сей цветок,
   И как прелестен! - Но девица
   Еще прелестнее; цветок
   Росою утренней, - девица
   Блистает скромностью; цветок
   Благоуханием, - девица
   Душой мила: красу ж цветок
   Утратит так же, как девица.
   Сорвем, покуда свеж, цветок;
   Пока не свянет и девица...
  
   Ах! коль не хищник твой цветок
   Сорвет, любезная девица,
   Осенний хлад сразит цветок!
   Тогда не освежит девица
   Росою горьких слез цветок
   Поблекший. Умная ж девица,
   Любви свой жертвуя цветок,
   В душе своей еще девица
   И нежных чувств хранит цветок.
  
   Вечор дорожкой шла девица,
   Я девушке поднес цветок.
   С улыбкой приняла девица
   И, приколов к груди цветок:
   "Жаль только, - молвила девица, -
   Что нежный опадет цветок
   Чрез час." - А через год девица
   (Сказал я), но чтоб сей цветок
   Подоле жил, а с ним девица:
   Вмещу девицу и цветок
   В стихи: живи в стихах, девица!
   Цвети на Пинде, мой цветок!
  
  
   ПРИ ИЗВЕСТИИ О СМЕРТИ ШИЛЛЕРА
   1805
  
   Куда сокрылся ты, божественный
   С твоим огнем животворным!
   Оставил ли оный кому?
   Чьи ныне смелые персты тронут
   Твою орфическую лиру,
   Услаждение ушес и радость сердца?
   И кто обует твой котурн,
   Сущую обувь аттических муз,
   Мельпомены и Талии,
   Иначе зовомых:
   Сильная, поучительная Истина
   Небесная, пленяющая Красота!
  
   Ах! с самого неба
   К чадам земли ты послан был,
   Да не падут они духом,
   Утешителем быть и крепким вождем
   И сладким пророком изящности!
  
   И ты свершил свое послание:
   Ни краткость дней твоих, ни гоненье тиранов,
   Не воспятили тебе, о гений,
   Щедро излить из разжженного небом сердца
   То,
   Чего многие веки
   Ждали,
   Чего многим векам
   Не дано чувствовать.
  
   Блаженна Германия, родившая тебя,
   И язык тевтонов,
   Его же ты объизяществовал и увековечил, -
   Ты, и предтечи твои, Виланд и Гете,
   Славный триумвират!
  
   Когда Клопшток,
   Серафимскими владеяй крилами,
   Скрывался в парении горнем,
   Тогда Виланд, путем дольним ликуя,
   Тевтонскую музу по цветам Эллады
   Ко храму Граций повел.
   Гете собственные ей показал цветы,
   Прекрасные и благоуханные;
   Явился Шиллер,
   Факел неся Прометеев,
   И в каждый цветок
   Душу влиял.
   Творения Шиллера
   Будут цвести в веках,
   Как в аере любезное солнце.
  
   Но где он сам?
   Сей ум исполинский
   Истаял ли от рокового дыхания смерти,
   Как холм снегу
   От вешних Зефиров?
   Сие огневместилище чувств (увы нам бедным!)
   Червями снедаемо;
   Сей сосуд амврозии
   Сокрушен и попран тлением!
  
   Но чувства где теперь?
   Куда пролиялась амврозия?
  
   Не поверю, не поверю,
   Чтоб божественное было преходяще:
   Ты здравствуешь, Шиллер!
   Так, - здравствуй, здравствуй на небесах,
   Где простираются к тебе объятия днесь
   Любви ненарушимой,
   И дивномысленную открывают беседу
   С вожделенным пришельцем
   Оные Духи славы,
   Всякую тамо отложши зависть,
   Эсхил, и Эврипид с Софоклом,
   Корнель с Расином,
   И Шекспир.
  
  
   ТРЕТЬЯ ГРАЦИЯ
   (подражание Гердеру)
  
   Из божественного сонма,
   Вечных где веселий круг,
   Удалилася тихонько
   Младшая из Граций двух.
  
   Шасть к ней юноша навстречу,
   Сын страданий, крепкий Труд.
   В ней невинностию сердце,
   Верностью в нем бьется грудь.
  
   И любовь их съединила.
   "Друг мой, я утомлена,
   Дай свою мне длань надежну," -
   Говорит ему она.
  
   "Вот рука моя, - он молвил, -
   Чтоб тебе подпорой быть.
   Пусть же брак нас увенчает,
   Будем друг друга любить!"
  
   И за сим в сенистых кущах
   Поселилася чета,
   Где, прекрасная Изящность,
   Родилося им дитя.
  
   Полная небесных чувствий,
   Матери была в ней кровь;
   От отца она имела
   К тишине, к трудам любовь.
  
   Им воспитана прилежно,
   Ею нежно вскормлена,
   Стала жителям небесным
   И земным мила она.
  
   Но когда приспело время
   Деву замуж выдавать, -
   Кто возьмет ее из вышних?
   Кто из чад земли сорвать
  
   Оный райский цвет посмеет? -
   Между небом и землей
   Носится она, - и вечно
   Ей осталось быть одной,
  
   Ибо матери бессмертье
   В смертности отца живет!
   Но тогда Зевес всесильный
   Призрил бедную с высот.
  
   "Нашу, - он вещал, - обитель
   Ей достоит украшать.
   От небес происходящу
   Должно ли небес лишать!
  
   Сниди, милая Невинность,
   С старшею твоей сестрой,
   С Добродетелью прекрасной,
   Сниди к деве сей младой,
  
   И, возведши, посадите
   Оную в наш светлый лик."
   Добродетель и Невинность
   Слову повинулись вмиг.
  
   Ко Изящности любезной
   В пустыню они пришед,
   Обняли, - она из взоров
   Их бессмертие пиет.
  
   От лобзаний их явилась
   В ней Венерина краса.
   И с тех пор блаженны видят
   Трех уж Граций небеса.
  
  
   ЭПИТАЛАМ КЛЕАНТУ И ДЕЛИИ
  
           Любезным Клеанту и Делии
           Я брачную песнь воспою,
           И Пинда бессмертными лаврами
           Любовный их мирт обовью!
  
   Отверзи мне небес врата,
   О бог кипяща винограда!
   Бежит нощная темнота
   От твоего пресветла взгляда.
   Ударом Тирса раздели 
   Над нами туч стада сгущенны -
   Се зрит уже поэт, тобою просвещенный,
   Как все Небесные собором нистекли
   В чертог сей, таинствам Гимена посвященный.
  
           Любовь их предводит крылатая,
           И кроткая Дружба без крыл.
           Та только порхает вкруг юности.
           А этой и стар будешь мил.
  
   Любовь и дружба за собой
   Ведут богов в сей дом любезной,
   Утех и Граций хор златой,
   С земной Венерой и небесной.
   Домозаконие и Мир,
   И Правда(*) жить хотят меж нами.
   Благословят они вас дщерьми и сынами,
   Клеант и Делия! и доброгласье лир
   Составят здесь сердец согласными струнами.
  
           Но ныне Гименову празднеству
           Виновница будет Любовь.
           Всех прежде, о Муза, почти ее;
           Всех лучший ей дар приготовь!
  
   Приятно видеть и цветка
   С цветком любовно сочетанье;
   Приятно видеть голубка
   С голубкой нежное лобзанье:
   Приятнейший под солнцем вид -
   Двух любящихся душ взаимность!
   Еще с любовию стыдливая невинность
   В борьбе, - но тщетно все; победу уступить
   Ей скоро сладкая велит необходимость.
  
           Любви мы прославим могущество.
           Ой Дидо, и Ладо, и Лель!
           Сраженье любви и триумф ее,
           Желаний любезнейших цель.
  
   Зачем порожними стоят
   Бокалы? - наполняйте, друга!
   По-молодецки выпивать!
   Не бойтесь в голове закруги!
   Еще пусть пробку в потолок
   Ударит с стольких же шампанского бутылок.
   Нас всех здесь сколько есть; уже искреющ, пылок
   Сего нектара нас упоевает ток
   И разливается по быстрине всех жилок.
  
           За здравие пьем новобрачных мы!
           Ой Дидо, и Ладо, и Лель!
           Они осеняются розами.
           А нас увенчает пусть хмель!
  
   И здесь недремно проведем
   Остаток ночи в пляске, в хоре,
   Доколе первым Феб лучом
   Не отразится в нашем взоре -
   Тогда отъидем все ко сну,
   Того же пожелав Гимену, - но дотоле
   Шуметь, плясать и петь, да будет в нашей воле,
   И кликом прерывать нощную тишину.
   Да царствует любовь на розовом престоле!
  
           О! жизнию всеисполняюща,
           Стократно прославлена будь!
           Любовь! кем и солнцы все движутся,
           Кем дышет и смертного грудь.
  
   Тебе дано возобновлять
   Чрез неоскудно, щедро семя
   Тот цвет, что алчут истреблять
   И Марс, и Фурии, и Время! -
   Всех в мире тел, всех обществ связь!
   О, если бы всегда твоею кроткой властью
   Был счастлив человек! вовеки б буйной страстью
   Не искажал тебя, - и тою в ров стремясь,
   Не клеветал, что ты виной его несчастью!
  
           О! жизнию всеисполняюща,
           И прав и нетемен твой путь!
           Чтоб сделать нас истинно добрыми,
           Ты в нашу вселяешься грудь!
  
   Но только мы воспринимать
   Не все тебя равно способны.
   И меду горьким должно стать,
   В сосуд влиянну неподобный!
   Возрадуйся! ты здесь нашла
   Два сердца, чувствовать умеющие нежно;
   Лишь с добродетелью блаженство ищут смежно,
   И молят, чтобы ты их к оному вела!
   О! да исполнится моленье их прилежно!
  
           Чтоб сердце Клеанта и Делии,
           Твою восприяв благодать,
           Как росу небес, - добродетельми
           И счастьем могло расцветать.
  
   Так! - кто умел измлада быть
   Родству, приязни, дружбе верным;
   Кто столь способен был любить,
   Супругом будет тот примерным.
   Достойно радуйтесь теперь,
   Родители супруги юной!
   Вы не могли снабдить блестящею фортуной,
   Снабдили лучшим вы приданым милу дщерь -
   Быть кротконравною женою, трудолюбной.
  
           Да снидет же в сердце четы сея
           Небесной любви благодать,
           Чтоб в оном цветы добродетелей
           И счастья плоды разрождать.
  
   Избыток злата и сребра
   Блаженства нам не доставляет.
   К нам не тогда судьба добра,
   Когда нас в неге усыпляет.
   Пусть будешь ты Фортуне чужд, -
   К труду приложишь ум и руки,
   И все приобретешь, не чувствовать бы муки
   Ни от уныния, подруги тесных нужд,
   Ниже от связанной богатством хладной скуки.
  
           Сопутствуй Клеанту и Делии,
           Небесной любви благодать,
           Чтоб легким путем к добродетели
           И к счастию их провождать!
  
   Вмещу ли в песенных чертах,
   Какая сладкая отрада
   Встречает мужа по трудах!
   В дому жена и милы чада...
   Но: "Стой, - мне Муза говорит, -
   Блюдись, пророче дерзновенный,
   Грядущи петь судьбы, от смертных сокровенны,
   Которы только взор богов не темно зрит!"
   Умолкну, - изреку обеты лишь усердны:
  
           Все то, что я пел вам, сбылося бы!
           Ой Дидо, и Ладо, и Лель!
           Все боги, сюда привлеченные,
           Вовек не летели б отсель!
           Вовек, вовек не летели б отсель
           Любовь, удовольствие, счастие,
           И Дидо, и Ладо, и Лель!
  
   (*) Horae - часы или годины, богини времени, блюстительницы согласия общежитейского. Их было три: Eunomia (благозаконие), Dice (правда), Iren (мир). Здесь по приличию вместо Евномии поставлена Экономия (домозаконие).
  
  
   ВЗОР НА ЕВРОПУ
  
   Всевышнего для слабых смертных
   Неисповедимы судьбы.
   Нередко, в помышленьях тщетных,
   Мы шлем безумные мольбы
   К всеназирающему Богу.
  
   Но человек не остановит
   Ни звезд теченье, ни времен:
   Так пусть же лучше приготовит
   Себя ко встрече всех премен
   С неколебимым, твердым духом.
  
   Ему лишь добродетель средства 
   Подаст неложные, дабы
   Иль отвратить грозящи бедства,
   Или без ропоту судьбы
   Ударам строгим покориться.
  
   Доколе Греция держалась
   Законов, нравов, алтарей,
   Дотоле славилась, мужалась;
   Востока целого царей
   Не устрашалась в малом сонме.
  
   Но ядом роскоши растленна,
   И суесловием, враждой,
   Расслабленна и разделенна,
   Филиппу сделалась рабой, -
   Лукуллу, Мумию добычей!..
  
   Се паки римляне и пуны
   Возобновляют древний спор.
   Чуднейший некий друг Фортуны,
   Сильнейшая царица морь,
   Нам зрятся в тяжком состязанье.
  
   Европа вся на основанье
   Восколебалася своем;
   Где свержен царь, а где в изгнанье,
   Где новый наложен ярем - 
   Всяк видящий недоумеет.
  
   Но, скромна муза! удалися
   От посвященных бурям мест;
   К любви и мудрости вселися,
   В чертог Отца, превыше звезд:
   А я под плащ сокрою лиру.
  
  
   МЫСЛИ ПРИ ЧТЕНИИ МОЛИТВЫ ГОСПОДНЕЙ 
   (Подражание Клопштоку)
    
   Ркв1Лунам вокруг планет, вкруг солнц планетам,
   Ав1 солнцам путь вкруг величайша солнца.
                   Отче наш, иже еси на небесех!
  
           На сих бесчисленных, светящих
           И освещаемых мирах,
           Живут неравны силой Духи
           В разночувствительных телах,
           В едином том их чувства сходны:
   Все Бога сознают и радуются Богу.
                   Да святится имя Твое! 
  
           Всевышний, Он, - всего себя
                   Един Ркв2могущ постигнутьв2,
           И радоватися един
           Своей всей благости, всей силе,
           От века зиждет всем блаженство,
           Всем жителям своих миров.
                   Да приидет царствие Твое! 
  
           О, благо им, что не они
           Судьбой своею управляют,
   А Он: о, благо всем! и нам на сей земли!
                   Да будет воля Твоя, яко на небеси 
                   и на земли. 
  
   Он воздвизает клас на стебле, Он приводит
   Златое яблоко и грозд багряный в зрелость;
   На холме агнца Он пасет, в дубраве лань.
           Но Он и гром свой посылаетРкв3
                   На холмы и дубравы,
           И дар свой поражает градом
                   На стебле и на ветви!
                   Хлеб наш насущный даждь нам днесь. 
  
   Находятся ль и там, над областию грома,
           Жилища грешников и смертных?
   Там дружба во вражду меняется ль как здесь?
           Смерть разлучает ли и тамо дружбу?
                   Остави нам долги нашя, якоже и мы
                   оставляем должником нашим. 
  
   Различные путиРкв4 ведут к высокой цели,
                   К блаженству. Некие из них
   Пустынями ведут; но даже и на сих
           Цветут для странника цветы веселий,
   И он, при сладостных забвения водах,
                   Покой вкушает по трудах.
                   Не введи нас во искушение, но избави
                   нас от лукаваго. 
  
                   Тебе хвала и поклоненье,
                           Тебе,
   Который солнцами, планетами, лунами
                   Велико солнце окружил!
                   Который создал Духи,
                   И Ркв5их блаженство зиждет,
                   И дарует живот,
                   И смерть ниспосылает;
   Ведет стезей пустынной к цели,
   Отраду путникам дая.
   Тебе хвала и поклоненье!
                   Яко твое есть царство, и сила, и слава.
                   Аминь. 
  
   Ркв1: Вокруг планет лунам, / Вкруг солнц тещи планетам, / Самим же
   Ркв2: постигнуть возмогаяй
   Ркв3: насылает
   Ркв4: стези
   Ркв5: зиждет их блаженство [арх.ВОЛСНХ, д. 90, л. 1, 1 об., 2].
  
  
   ТРИ СЛОВА 
   (из Шиллера)
  
   Три слова важные скажу я вам,
   Которы искони весь свет твердит и слышит;
           Нам не учиться сим словам,
   Сама природа их у нас на сердце пишет.
   И презрел сам себя, несчастен стал вовек,
   Когда сим трем словам не верит человек:
  
   Что создан он приять свободу, дар небесный.
   Что для него всегда порядок и закон
           С свободой истинной совместны,
   И только рабствуя страстям, несчастен он.
  
           Что добродетель есть не звук ничтожный,
   И исполнять ее не выше наших сил;
   К ней в храм, к божественной, путь смертному возможный
           Хотя б на каждом он шагу скользил;
   И мудрость книжника над чем недоумеет,
           То исполнять дитя умеет
           Нередко в простоте своей!
  
           И что есть Бог, есть воля всесвятая
   Нaд волей грешников, над бурею страстей;
           Высоко, над вселенной всей,
           Есть ум всезряй, всепромышляяй,
   Ни времени, ниже пространству пригвожден;
           Есть в круге вечных перемен
           Дух, неизменен пребываяй!
  
           Мужайтесь, веруя сим трем словам!
   Друг другу оные немолчно предавайте.
   О них все возвещает вам,
   И в собственной своей душе их почерпайте.
   Свое достоинство не потеряет ввек,
   Доколь хранит сии три слова человек!
  
  
   СТИХИ В АЛЬБОМ 
  
   На низменных брегах песок, волнами рытый,
   Бывает иногда и сух, но не надолго;
   Успеет только луч на оный солнце кинуть,
   И се уже опять грядуще с шумом море
   По нем свои валы холодны расстилает.
  
   Так точно человек небесну черплет радость
   Тогда лишь, как волнам забот отлив бывает.
   Но мы волнам оплот поставим твердость духа
   И Философией душевный брег возвысим,
   Чтобы не наводнял его прилив печалей
   И чтоб покоилась на нем небесна радость.
  
  
   НАДЕЖДА 
   (из Гете)
  
           Молюсь споспешнице Надежде:
           Присутствуй при трудах моих!
           Не дай мне утомиться прежде,
           Пока я не окончу их!
  
           Так! верю я, что оправдится
           Твой утешительный глагол:
           Терпенье лишь - труд наградится;
           Безветвенный отсадок гол
   Даст некогда плоды и листьем осенится.
  
  
   ЛЮБОВЬ И МУДРОСТЬ 
   (подражание)
  
           Неосторожное дитя,
           Амур однажды расшалился
   И, темным вечерком за Нимфами бродя,
           Набрел на яму, оступился, -
   И в яме он сидит. - Расплакался, взмолился
   Минерве (а она поблизости спала 
                   В соседнем храме):
   "Помилуй, помоги!" - На крик его пришла,
           Да только без свечи, Минерва к яме,
           И руку помощи подав божку:
   "Не плачь, голубчик мой! - богиня говорила, -
           Охотно б я тебе и посветила,
                   ВЛюбезному дружку,
                   Да лих опасно:
           Ведь если б все тебе увидеть ясно,
   Ты сердцу б приносил не радость, а тоску."В
  
  
   Вариант концовки в СПВест:
   Да вот что: ведь тебе, любезному дружку,
           Когда бы все увидеть ясно,
   Не приносил бы ты нам радость, но всечасно
           Ввергал в мученье и в тоску."
  
  
   ПОЛИМ И СИЯНА
  
   ПОЛИМ И СИЯНА 
  
   Новгородская басньСПВв1
  
   [I]
  
   Где славный Волхов изливает
   Из врат Ильменя свой поток,
   Туда вседневно пригоняет
   Коров невинный пастушок,
   И всю окрестность он пленяет
           Игранием в рожок.
  
   Русалки приходили слушать
   Из чащи древ и тростника;
   Не смели звуков тех нарушить
   Ни ветр, ни роща, ни река;
   Сам дикий Леший вздернул уши
           К искусству игрока.
  
   Но в простоте своей не ведал,
   Не примечалСПВв2 младой Полим,
   Какие чудеса он делал
   Рожком пленительным своим:
   Дичился всех людей и бегал,
           Живя в полях один.
  
   Однажды Волхова к теченью
   Коров своих поить привел,
   И с верным псом своим под тенью
   Полим на злачном бреге сел;
   Предавшись сладку размышленью,
           Сам на воду смотрел.
  
   И слушал пенье птиц согласно,
   Концерт всеобщий естества:
   Гул, гам и стрекотанье разно;
   Тут в ветерке шумит трава,
   Плесканье тут однообразно
           Струй - слышится едва.
  
   По долгом, сладостном молчанье
   К устам рожок свой поднося,
   Пастух во звучном воздыханье
   И в трелях - чувством излился.
   Склонила с тишиной вниманье
           К нему природа вся.
  
   Тут все живее расцветало,
   И к вечеру склоненный день
   Ярчае солнце освещало;
   Древес в воде играла тень,
   Сребром тек Волхов, как зерцало
           Лежал вдали Ильмень...
  
   Вдруг в синеве бело мелькает
   Пловуща лебедь по струям.
   Она ко брегу притекает,
   Где был Полим; садится там
   И с крыльев жемчуг отряхает
           К Полимовым стопам.
  
   Успел он только обратиться
   К виденью странному сему,
   Не лаять и не шевелиться
   Псу тотчас машет своему, -
   Как вместо лебеди девица
           Явилась вдруг ему.
  
   Нагая, с долгими власами,
   Которые, лиясь до пят,
   Над нежными ее красами
   Покровом сетчатым висят.
   С вечерними же небесами
           Ее равнялся взгляд,
  
   Где звезды Ладины горели.
   Усмешкою цвели уста,
   Ланиты - как стыдом алели,
   И рук, и персей полнота...
   Полимовы глаза не смели
           Все озирать места.
  
   Но в большее пришел смущенье,
   Когда из нежных уст ея,
   Как соловьино сладкопенье
   Послышалася речь сия:
   "Зачем такое удивленье,
           Что здесь явилась я?
  
   Не ты ли сам еще чудесней?
   И ты не знал, пастух младой,
   Что боги всей страны окрестной
   Пленяются твоей игрой!
   Твоих любительницу песней
           ТыСПВв3 видишь пред собой,
  
   Певицу также не бесславну
   Из сущих под водами дев:
   Коль хочешь слышать ты Сияну,
   Начни свой давешний напев,
   Я голосом к нему пристану,
           Здесь близ тебя воссев".
  
   И, не дождавшися ответа,
   Она садится близ его.
   Но он... не взвидел бела света,
   Стал глух, бесчувствен для всего,
   Кроме для одного предмета
           Чудесного сего.
  
   Красот сияньем пораженный,
   Смотреть на них дерзал едва,
   Сидел как бы обвороженный,
   Коснели во устах слова...
   Однако скоро, ободренный
           Присутством божества,
  
   Он мог уж наконец очами
   Восторга на нее взирать,
   Потом дрожащими руками
   Схватив рожок, он стал играть.
   А Нимфа под напев словами
           Ему сопровождать.
  
   "Лицо весенния природы,
   В вечерней ты лежишь красе!
   Под кротким веяньем Догоды
   Блистает мягкий луг в росе,
   Глядится небо в светлы воды;
           Вдыхают радость все.
  
   Земля и высоты воздушны,
   Вод многоплодных глубина -
   Все зову твоему послушны,
   Животворящая весна!
   И в глыбы, и в кремни бездушны
           Проникнуть ты сильна!
  
   Ты оттеняешь лик природы
   В нежнейшей вечера красе.
   Цветок, под веяньем Догоды,
   Трепещет в сладостной росе,
   Целует небо светлы воды;
           Любовь вдыхают все!"
  
   И сим прекрасныя Сияны
   Прервалось пенье. Но пастух,
   Престав играть, еще свой жадный
   Ко гласу преклоняет слух
   И, звук его ловя отрадный,
           Чуть переводит дух.
  
   Потом, забыв рожок и стадо,
   Пред нею он с любовью пал.
   Казалося, что сердце радо
   Вон вылететь: так, так вздыхал.
   Но брошу кисть. О Леля! Ладо!
           Он вами счастлив стал!..
  
   С тех пор, лишь только к морю склонит
   Лицо свое румяный день,
   В пучине рдяной солнце тонет,
   Луга покроет длинна тень,
   Полим на берег стадо гонит,
           Где из ветвей плетень
  
   Простерли сросшиеся ивы
   Над тихой пазухой реки.
   Там стелются струи игривы,
   Лобзая мягкие пески.
   Садился там Полим счастливый
           На травку и цветки.
  
   Из струй Сияна выникала,
   Послышав рога нежный звук,
   И тихий вечер провождала
   С любезным пастухом сам-друг.
   Но при прощанье ускользала
           Вмиг у него из рук -
  
   И в воду, пенными буграми
   Мгновенно влагу разделив,
   И только зыбкими кругами
   Оставивши на ней разлив.
   Стоял, с простертыми руками
           В пучину взор вперив,
  
   И чуть не сам туда ж бросался
   Пастух за Нимфою своей,
   Потом лениво удалялся
   Со стадом позже всех с полей,
   На паству ж утром возвращалсяСПВв4
           Прилежно, всех раней.
  
   СПВв1: Древняя повесть
   СПВв2: Ничуть того
   СПВв3: Днесь
   СПВв4: собирался
  
  
    II
  
           "Вожделенного свиданья
               Наступает час.
   С сердцем, трепетным от ожиданья,
           Здесь сижу, смотрю на вас,
  
           О таинственные зыби!
               Принесите мне...
   Чу! я слышу плеск; - нет, это рыбы
           Разыгрались в быстрине! -
  
           Вечер ризою тумана
               Приодел луга.
   Ах, приди ж сюда, приди, Сияна,
           Осчастливить пастуха!
  
           Уж и так часы разлуки
               Веком для меня.
   Мне под бременем жестокой скуки
           Не мил свет златого дня.
  
           Вечера я дожидаюсь,
               Мрак его любя:
   Я при нем с тобою лишь видаюсь,
           Он мне возвратит тебя,
  
           Возвращал уже трикраты,
               Так! Уж столько крат
   Счастья райского цветы пожаты
           Нами в лоне здесь отрад.
  
           Ах, почто же медлишь ныне,
               Милая моя!
   Но - сие названье дать богине
           Смею ль бедный смертный я! -
  
           Может быть, я недостоин
               Прелестей твоих!
   Но отныне буду ли спокоен:
           Я познал однажды их!
  
           И как мотылек несчастный,
               Должен в них сгореть.
   Пусть меня палит сей огнь прекрасный;
           В нем приятно умереть!
  
           Ах! но тщетно ожидаю:
               Ночь уже близка!
   Нет тебя. Я тщетно истощаю
           Звуки своего рожка.
  
           Мне ответствует молчанье
               И отзыв глухой,
   И коровушек моих мычанье;
           Просятся они домой..."
  
   Венули бурные ветры с непогодой.
           Зашумел от них сыр бор,
           И свирепый их напор
   Возбудил, воздвиг дремавши воды;
   Почернела, вспенилась река,
   Мрачные над нею облака
   Скрыли зрак вечернего лазуря;
           И ярящаяся буря
   Слышится уже издалека, -
   И уж близко: хлынул водопадом
   Дождь из облак. Под дробящим градом
           Полегла в полях трава;
   Вихрем ломит и валит древа.
           И Полим, спеша со стадом
           От грозы такой, - едва,
                   Весь измокши
                   И продрогши,
   Страшною застигнут тьмой,
           Путь нашел домой.
  
   Утром буря утишилась,
   И стекла с полей вода.
   В красном солнце обсушилась
   Травка, - и уже стада
   Выгоняются на паству;
   А влюбленный наш Полим
   Поспешал к местам драгим,
   Где сплетали ивы часту
   Сень над берегом крутым.
  
   С трепетом притек, - но те ли
   Видит там предметы он?
   С ветвий листья облетели,
   Ах! и пни из корня вон
   Вырваны, лежат средь тины,
   А кудрявы их вершины,
   Преданы ударам волн,
   Стелются поверх пучины.
  
   Все разорено, увы!
   Той зеленой муравы,
   Тех цветочков нет и следу,
   На которых перед сим
   С милой отдыхал Полим,
   Тайную ведя беседу.
  
   Вид нерадостный такой
   Сердце юноши - тоской,
   Ясны очи - слез наполнил.
   Он, закрыв лицо рукой,
   Тяжко воздохнул и молвил:
   "Знак, что я всего лишен!
   Отнят и приют сей злачный,
   Наш чертог, Сияна! брачный
   Отнят, - бурей разорен.
  
   Но ужель тебя со мною
   Может это разлучить?..
   Я здесь нову сень устрою,
   Где б вечернею порою
   Нам на травке опочить".
  
   Так еще надеждой льстился
   Пастушок и обратился
   Вдоль по берегу искать,
   Где бы счастью пристань дать.
  
   Там из гибких лоз сплетает
   Он себе другую сень.
   В сих трудах проходит день,
   И уж вечер наступает.
   Ожиданием томим,
   На брегу сидит Полим,
   Нежно на рожке играет.
   То разительна, громка,
   То тиха и сладкогласна
   Песнь его, - но все напрасна:
   На призывный звук рожка
   Не разверзется река.
  
   * * *
  
   Семь дней мучительных проходит
   Во ожиданьях; вот уж день
   Осьмой. Полим на пастве бродит
   Задумчив, бледен, худ - как стень!
   Ни в чем забавы не находит.
           Сенистый тот плетень,
  
   Который посвящал он Ладе,
   Сводил, устроивал дугой
   День целый, не радя о стаде,
   Мечтая только о драгой, -
   Теперь он разметал в досаде
           Своею же рукой.
  
   "Труд бесполезный, будь разрушен!
   Пусть терн здесь и волчец растет.
   Моей богине ты не нужен,
   Она сей презрела намет!
   Мне вид твой нестерпимо скучен!
           Мне весь противен свет!
  
   Что ж медлю я, несчастный! скину
   Я с сердца тягость, - потоплю
   В волнах сих всю мою кручину;
   Там к той, которую люблю,
   Живой ли, мертвый ли, достигну:
           Пусть видит, что терплю!
  
   Жаленьем тронется, взирая,
   Как я в последний раз вздохну
   У ног ее, там умирая," -
   И с словом сим на крутизну
   Взбежал и, руки простирая,
           Стремглав - во глубину.
  
  
   III
  
   Уже он хлябью оплеснулся,
   Уж влажну смерть ноздрями пил, -
   Под ним спиной вдруг подвернулся
   Огромный сом иль крокодил:
   Подъятый им, Полим прочхнулся,
           Померкший взор открыл,
  
   И чувствует сквозь изумленья,
   Что рыба на хребте несла
   Его, и супротив теченья
   С ним быстро мчалась, как стрела.
   На самую среду Ильменя
           Она его влекла,
  
   Где с небом зыбь необозрима,
   Нет ни людей, ни челнока.
   Недоуменьем одержима,
   Туда принесши седока,
   Ссажает рыба там Полима
           На берег островка,
  
   На коем сквозь тростник высокой
   Лужочек низменный он зрит,
   Весь желтоцветною осокой
   И мягким лотосом покрыт,
   Где бела лебедь, одиноко,
           Над яицом сидит.
  
   Лишь к брегу с шумом прикатился
   Зубастый, златоперый сом,
   Спиной он черной закрутился,
   Полима поразил хвостом,
   А сам вдруг в старца превратился,
           Венчанна тростником.
  
   Полим, ударом оглушенный,
   В себе почул премену вдруг.
   Протягшись выей отонченной
   И обрастая перьем вкруг,
   Приемлет птичий стан сплющенный,
           И крылья вместо рук.
  
   И черным клювом лебединым
   Стал милый, юношеский лик.
   Не пременился лишь единым
   Он чувством. Произнесши клик
   Печальный, он пред старцем дивным
           С покорностью приник.
  
   То Волхов был, отец Сияны.
   "Пребудь, - он грозным гласом рек, -
   В сем образе, и в покаянье
   Влачи еще свой тесный век!
  
   Что дочь моя любовь позналаСПВв1
   Ко смертному, за то она
   Подобной участи подпала:
   Томиться здесь осуждена
  
   В том лебедином превращенье,
   В каком являлась из-под вод, -
   Ей девять лун здесь, в заточенье,
   Высиживать зачатый плод!
  
   А ты при ней сиди дотоле,
   Последней песнью утешай
   И собеседуй в скучной доле;
   Потом - виновну жизнь скончай!"
  
   С сим словом в бездну погружался
   Свирепый бог, еще воззрев
   На дочь: в очах изображался
   Луч сожаления сквозь гнев. -
   С лебедкой лебедь там остался
           И, жалобно запев,
  
   Состраждет ей любовник нежный,
   Она ответствует ему. -
   Простерши крылья белоснежны,
   Прижалась к другу своему.
   Возобновляют ласки прежни,
           И в свете никому
  
   Уж не завидуют - блаженны!
   И забывают лютый рок;
   Они друг с другом сопряженны:
   И суд родительский не строг!
   Так дни текли обвороженны,
           И наступает срок,
  
   Срок - и желанный и ужасный!
   Сияне материю быть...
   С ним должен лебедь сладкогласный
   Полим ее, свой век отжить!
   И вот уж он приметно гаснет,
           И вот - без чувств лежит...
  
   Но неизменную нашедши
   Любовь и верность выше зла,
   Сама к ним из небесной вечи
   Прелестна Лада нистекла,
   И с жизнью образ человечий
           Полиму отдала.
  
   Из-под лебедки ж вынимала
   Дитя, - прекрасного птенца.
   Разгневанного примиряла
   С Полимом тестя, и отца
   С Сияной: СПВв2радость пролиялаСПВв2
           В довольные сердца.
  
   С супругой наравне и с сыном
   Бессмертие стяжал Полим.
   Он с ними в виде лебедином
   На тихом был Ильмене зрим,
   И набожным поселянином
           За Белабога чтим.
  
   СПВв1: питала
   СПВв2: радостью питала
  
  
   НЕРАЗРЕШИМЫЙ УЗЕЛ 
   (Из сочинений Якова Бальде, латинскаго стихотворца 17-го столетия)
   В июле 1812 года 
    
           Славнее победить
   Не острием меча, но силою душевной.
   Что смертного рука могла соорудить,
   То смертного ж рукой быть может сокрушенно.
  
           Где толща Вавилонских стен?
           Где Троя, Мемфис - грады славны?
           Распались, обратились в тлен.
           Помпеев, Брутов Рим державный
           Под новым Римом погребен...
  
   Что строят смертные, подобно им все смертно.
           Падет, - иль случаем слепым,
   Иль честолюбия рукой железной стерто,
           Или подкопано коварством злым.
  
           Вотще ж и ты, со многим тщаньем,
   Фригиец, ободрен оракула вещаньем,
   Трудился узел сплесть неразрешимый ввек!
           Се - дерзкий юноша притек.
   Недолго думал он, как разрешить зарочный
   Сей узел: он его мечом своим рассек!
  
   Но мог ли б он и сей расторгнуть узел прочный,
   Который, граждане, я предлагаю вам?
           Ударьте по рукам!
           Сплетитеся рука с рукою,
           И верой, правдою святою
           Клянитесь друг за друга стать!
  
   Пусть Македонянин приидет расторгать
           Сей узел наш неразрешимый!
   Единодушием связуемый, держимый,
   И в мире, и в войне пребудет крепок он.
  
   Не из ремней, ниже из вервия сурова,
           Из нежных прядей соплетен;
   Они суть: совесть, честь, храненье данна слова -
   Для благородных душ священнейший закон!
  
  
   ИЗРЕЧЕНИЯ КОНФУЦИЯ 
   (из Шиллера) 
  
   Русским сказочным размером 
    
   I
  
   Пространству мера троякая:
   В долготу бесконечно простирается,
   В ширину беспредельно разливается,
   В глубину оно бездонно опускается.
  
   Подражай сей мере в делах твоих.
   Достигнуть ли хочешь исполнения,
   Беспрестанно вперед, вперед стремись;
   Хочешь видеть все мира явления,
   Расширяй над ними ум свой, - и обымешь их;
   Хочешь постигнуть существо вещей,
   Проницай в глубину, - и исследуешь.
   Постоянством только цель достигается,
   Полнота лишь доводит до ясности,
   И в кладезе глубоком живет истина.
  
   II
  
   Трояко течение времени:
   Наступает медлительно грядущее,
   Как стрела пролетает настоящее,
   И стоит неподвижно прошедшее.
  
   Не ускоришь никаким нетерпением
   Ленивый шаг грядущего;
   Не остановишь ни страхом, ни сомнением
   Быстрый полет настоящего;
   Когда же станет прошедшее,
   Ни раскаяньем уже, ни заклятием,
   Его с места не подвигнешь, не прогонишь ты.
  
   Если хочешь счастливым и мудрым быть,
   Соглашай, о смертный! дела свои
   С трояким течением времени:
   С медлительногрядущим советуйся,
   Но ему не вверяй исполнения;
   Ни быстропроходящему другом будь,
   Ни вечноостающемуся недругом.
  
   ПРОЩАНИЕ с 1812 годом
   (декабря 12, во всерадостный день
   рождения его императорского величества)
  
  
   Как древле, бегствуя израильский народ
   К обетованному покою,
   Пустыню, понт Чермный невлажною стопою
   Прошел, - так мы, прошед, оставим за собою
   Сей лютый, но и славный год!
  
   И на краю его, как на брегу спасенья,
   Отцу всесильному алтарь соорудим;
   И жар на нем благодаренья
   В сторичных жертвах воскадим,
   Что мы средь хлябей Им избыли потопленья,
   От ига вражия освободились Им!
  
   Уже текла на нас шумящими волнами
   Пучина пагубы с той и с другой страны:
   Но Бог десницею и шуйцею пред нами
   Раздвигнул море в две стены
   Кутузовым и Витгенштейном;
   Мы идем живы посреде, -
   Протекшей мимо нас взираем вслед беде,
   Не зная, верить ли очам!.. В благоговейном
   Ко Богу чувстве днесь колена преклоня,
   Воскликнем все: Господь Россию не оставил,
   Неслыханных побед трофеями прославил,
   Умножил радость нам торжественного дня,
   СОв1Во онь жев1 некогда ущедрил нас рожденьем
   Любезна отрока, держаща росский трон.
   Бог рек: да будет сей полсвета утешеньем!
   Да будет адския каратель злобы он!
  
   Исполнилось! и ты, о Александр счастливый,
   СОв2Смиривши двадесят враждебных намв2 племен
   И честолюбия сломивши рог кичливый,
   Днесь будешь от самих врагов благословен.
   Облобызают все твой скипетр справедливый;
   Искорененные Беллоной, насадишь
   Повсюду мирты и оливы:
   Мир, мир Европе возвратишь!
  
   И с человечества спадут постыдны узы.
   Оно из рук твоих назад свои права
   Приимет, как из рук благого божества,
   И выше звезд твое поставят имя музы!
  
   СОв1: В которой
   СОв2: Смирив противных нам шестьнадесят
  
  
   ОДА на день восшествия
   на всероссийский престол его императорского величества
   государя императора Александра I. 1813 года марта 12-го,
   и на истечение второго столетия по воцарении в России рода Романовых,
   воспоследствовавшем 1613 года марта 14-го дня. (*)
  
   С сугубой радостию встреть,
   О муза, года обновленье,
   И Александрово воспеть
   На русский трон с весной вступленье,
   И купно то воспеть: сей год,
   С тех пор как зиждет наше благо
   Романовых священный род,
   Венец столетья есть втораго!
  
   О чада добльственных славян!
   О Русь! народ, избранный Богом,
   Чтоб до последних норда стран,
   До полюса, на хладе строгом
   Природу жизни пробудить, -
   Между нетаящими льдами
   Эдем Господень насадить
   Труда и разума плодами!
  
   Распространяйте на земли
   Блаженство: мир и просвещенье.
   Вы больший путь уж претекли,
   Свое свершая назначенье!
   Узрев еще издалека
   Священну цель, - вы к ней стремились;
   Потщитесь! - и она близка:
   И вы - бессмертьем наградились!
  
   Уже над гидрою войны
   Вы торжествуете стоглавой:
   Уже и днесь облечены
   Толикой силой вы и славой,
   Что брань кровавую другим
   Народам можете оставить
   И миролюбием благим
   И правдою себя прославить!
  
   Цвет благости и правды цвел
   На вашем корени издревле.
   Для собственной защиты вел
   Войны, - великий в ратном деле,
   Но в мирном больший, славянин.
   Родным своим доволен краем,
   Он житель мирных был долин
   Над Вислой, Одрой и Дунаем(**).
  
   Смышлен, трудолюбив и добр,
   Вводил он всюду кротки нравы,
   Но дикий Готф, свирепый Обр(***)
   И Влах(****), развратный и лукавый,
   Завоеватели земли, -
   Как вихрем, реемы алчбою,
   На славянина налегли.
   И что ж? надолго ли собою
  
   Во ужас приводили свет:
   Как вихрем бурна мгла, промчались
   Те варвары. Уже их нет!
   Славяне на земле остались!..
   И их обычай, их язык
   Пришлец варяг сам принял гордый;
   Луч общежития проник
   От них в соседни дики орды.
  
   За градом созидался град,
   Весь север заселялся дальний,
   Согрелися поля от стад,
   Взрыл мерзлу землю лемех ральный.
   Стеклись к славянам чудь и русь
   Принять законы их благие,
   И сей священнейший союз
   Твое начало, мать-Россия!
  
   Единством, правдою сильна
   На свете всякая держава.
   Доколь ты им была верна,
   Твоя не померцала слава.
   Когда же от своих ты чад
   Растерзана была на части,
   На брата ополчился брат,
   И ты познала верх несчастий!
  
   Нетрудной добычью врагам
   Ты стала в ону злу годину!
   Но ты загладила свой срам,
   Подчинена царю едину,
   Искоренителю крамол.
   Сей, сокрушив ордынски цепи,
   Свой монархический престол
   Облек зарямиCOв1 благолепий.
  
   И белокаменна Москва
   Градов царицей нареклася,
   И до небес ее глава,
   Златовенчанна, поднялася!
   Тогда Россию испытать
   Еще определил Содетель,
   Чтобы учились почитать
   Не внешний блеск, но добродетель,
  
   В одежде рабской, иль в венце. -
   Изволил Бог на кратко время
   От россов отвратить лице, -
   И зла почувствовали бремя!..
   О Боже! что мы без тебя?
   Колеблемые ветром трости.
   Земные благи возлюбя,
   Работаем безумству, злости;
  
   Стремимся к гибели своей
   Божественным путем свободы;
   И хуже диких мы зверей,
   Не отстающих от природы!
   Но ты всегда нам пестун будь,
   Не знающим в свободе меры,
   Да защитится наша грудь
   От адских стрел бронею веры!
  
   Мы зрели оным временам
   Печальным ныне дни подобны,
   Когда в Москву входили к нам
   С войною самозванцы злобны!
   Россия плавала в крови, -
   Но жив был и тогда, как ныне,
   В ней дух к Отечеству любви:
   Он воспылал в россиянине.
  
   Он Минину хоругвь вручил,
   Пожарскому свои перуны...
   И Русь свободна! Михаил
   Венчается на царство юный.
   Хотя дрожащею рукой
   Жезл царский юноша приемлет,
   Но подданных своих покой
   Блюсти на троне не воздремлет:
  
   В том Богу он дает обет, -
   И почерпает свыше силу.
   Садится мудрость с ним в совет,
   Предъидет правда Михаилу.
   Тогда рек Бог ему: "Твой род
   Доколе севером владеет,
   Дотоль роса моих щедрот
   Над сей страной не оскудеет!
  
   Но, умножая, превращу
   Сию я росу в дождь на внуках,
   Усилю их, обогащу,
   В полезных вразумлю науках.
   Еще столетию сему
   Не истещи, и совершится
   Глагол мой: внуку твоему,
   Петру, вселенна удивится.
  
   И паки протекут сто лет, -
   Я злато искушу в горниле,
   И узрит мир, средь вящих бед,
   Российску доблесть в вящей силе.
   И их я награжу царем,
   Как ты, он упасет Россию,
   С народов снимет он ярем,
   И злобе ступит он на выю".
  
   Так, Александр! Подобен ты
   Днесь предку своему священну,
   Доставив паки дни златы
   Отечеству освобожденну.
   Но к большей славе ты рожден:
   На выю злобе наступивый,
   Днесь идешь в путь благословен
   Дать всем народам дни счастливы!
  
   Иди! не острием меча,
   Но благостию покоряя,
   В подобье мудрого врача
   Цели недуг, не изнуряя,
   Но помогая естеству.
   Иди! и скоро возвратися
   Всеобща мира к торжеству:
   Своей наградой насладися!
  
  
   (*) Царь Михаил Федорович избран на царство 21 февраля, принял предложенный ему престол 14 марта.
   (**) Сими реками ограничивались, по известиям историков, первобытные жилища славян в Европе.
   (***) Обры или авары, однородцы гуннов, о свирепстве коих см. Нестора летопись.
   (****) Шлецер почитает упоминаемых Нестором (в главе IV. д.) волохов лонгобардами, но как он же признает (в главе II при исчислении народов), что славяне называли влахами или волохами жителей Италии вообще, коих и поныне немцы зовут Walschen, то и можно здесь с не меньшею вероятностью принять Несторовых волохов за римских поселенцев по Дунаю. Сии, по большей части из ссылочных и из бродяг составленные колонии просвещенного и испорченного Рима,не оставили, конечно, употребить дарованные им политикою и тактикою их преимущества для утеснения и развращения народов бесхитростных, коих они честили именем варваров. Ежели сии соседи, опасные более лукавством своим, нежели храбростью, опаснейшие дружбою своею, нежели враждою, принудили славян новгородских и киевских удалиться с берегов Дуная к северу, то это относится к чести славян и доказывает любовь их к независимости своей и к чистоте нравов.
  
   СОв1: зарею
  
  
   НА ПОРАЖЕНИЕ НАПОЛЕОНА
   и бегство его от Лейпцига
   в 1813 году
  
   Лети, желанный день отмщенья,
   Добычу адову постигни, порази!
   Ни сила тигрова, ни лисьи ухищренья
   Да не приносят ей спасенья:
   Ты сетью пагубы закинь ей все стези!..
  
   Взыщи на ней всю кровь и все несчастья
   Закланных ею жертв, опустошенных стран.
   Всемирным бедствием искавший самовластья,
   Всему бы миру дал за то ответ тиран!
   С стыдом к подножию престола пригвожденный,
   Где правосудие и благость восседят,
   Свободы б видел он и мирных дней возврат
   Всем людям, - лишь един сих благ святых лишенный,
   И вид сей был бы в казнь ему тысящекрат.
  
   Но мы от заслуженной казни
   Тирана - взор свой отвратим,
   Отверзем радостно сердца свои приязни
   И всех племен людей в объятья заключим;
   С челом победы скажем им:
   От Александра вам и от его народа
   Вот дар - блаженство и свобода!
  
   Дотоль, желанный день! полет свой ускори.
   Гони, рази неутомимо,
   Да не падет удар твой мимо;
   Сверши его! и дни блаженства водвори!
  
  
   ПЕСНЬ РУССКОМУ ЦАРЮ 
   (С немецкого: "Heil dir im Siegerkranz",
   на голос: "God save the king".)
    
   Прими побед венец,
   Отечества отец!
           Хвала тебе!
   Престола с высоты
   Почувствуй сладость ты
   От всех любиму быть.
           Хвала тебе!
  
   Не грозных сил стена
   Властителям дана
           Защитою;
   Но подданных любовь,
   Свободных, не рабов, -
   За ней ты, за стеной
           Гранитною.
  
   Не угасай, живи,
   Священный огнь любви
           К отечеству!
   Пылающи тобой,
   Идем в кровавый бой
   И жизнь приносим в дар
           Отечеству.
  
   Полезный спеет труд,
   Сады наук растут
           В сени твоей;
   В сени твоих щедрот
   Заслуге лавр цветет,
   Готовы подвигам
           Венцы честей.
  
   О Александр, живи
   И царствуй, царь любви!
           Хвала тебе!
   Престола с высоты,
   Всю радость чувствуй ты
   Народу милым быть.
           Хвала тебе!
  
  
   К ДЩЕРЯМ ПРЕМУДРОСТИ 
   1814
  
   Вера, Надежда, Любовь! Премудрости милые дщери!
   Вами блаженствует смертный, и вами царства блюдутся.
   Вы вливаете слабому непобедимую силу:
   Он без страха сквозь огнь и воду и в лютых напастях
   Без уныния с вами течет к божественной цели.
   Вы в житейских пустынях хранители--ангелы наши:
   Заблужденных на путь направляете, изнеможенным
   Кладезь живой воды указуете в жажде палящей!
   Если ж, у струй освеженный, путник под пальмой воздремлет,
   Кто, как не вы, защитит его от льва и от змия,
   Сильной рукой смеживши зев необузданной страсти
   И отпугнув от сонного тайно вползающих в сердце
   ГадовСОв1 - злой эгоизм и всеискажающу гордость?
   Вы помогли россиянам ныне во брани священной
   Силы преодолеть и козни врага человеков.
   Александр, человеков отрада, друг ваш и чтитель,
   Вам обязан своими лаврами. С ним неразлучны
   Были вы всегда в благой и противной фортуне.
   Будьте ему еще помощницы в деле великом,
   Возвратить народам мир, свободу, блаженство!..
   Се из царевых уст вещает небесная Вера:
   "С помощью Божией нет невозможного!" - Се ободряет
   Нас Надежда, что Бог не оставит поборников правды;
   Се, объяв, воскриляет души царя и народа
   Пламенным рвением к благу Любовь, сильнейшая смерти!
   Мы на алтарь ваш благоговейно приносим трофеи
   Наших побед и молим вас, благодатные девы:
   Даруйте в счастии скромность нам, в несчастье терпенье.
   В сладком ли мире быть, иль еще в войне многотрудной,
   Даруйте нам любить, уповать и веровать твердо!
  
   СОв1: Змиев
  
  
   ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ 
   на возвращение его величества в Россию
   по заключении всеобщего мира 
    
   Гряди в триумфе к нам, благословенный!
   Ты совершил бессмертные дела.
   Друг человечества! в концах вселенны
   Гремит нелестная тебе хвала,
           Что одержав душою твердой
           Верх над неистовым врагом,
                   Врагу же, благосердый,
                   За зло отмстил добром.
  
   И вождь царям противу новой Трои,
   Стократ достойнее, стократ славней
   Ты покорил ее. Сам ратны строи
   Ведя на брань, средь тысящи смертей
           Ты шел спокойно, - к колеснице
           Своей победу приковал,
                   Судьбы в своей деснице
                   Царей и царств держал.
  
   И вместо плена сладкий дар свободы,
   И вместо смерти жизнь ты им принес.
   Ты умирил, ущедрил все народы;
   Но паче всех тобою счастлив росс.
           В восторге слов не обретает
           Всю силу выразить любви:
                   "Ура! - он восклицает, -
                   Наш царь-отец! живи!"
  
   "Наш добрый гений! Царствуй многи лета!
   О Александр! надежа государь!" -
   Взывают так к тебе твои полсвета.
   Ярчае огненных, цветистых зарь,
           К тебе усердьем пламенея,
           Они твой празднуют возврат
                   Деяньями, - прочнее
                   Столпов и пышных врат.
  
   И так гряди в триумфе, вожделенный!
   Не сих триумфов избегаешь ты:
   Победны почести, тебе сужденны,
   Отверг в смирении, не ищешь мзды
           За доблести! Но, муж великий,
           Блаженством нашим насладись:
                   За доблести толики
                   Веками наградись!
  

ИЗЪЯСНЕНИЕ КАРТИНОК.

  
   Перед первою книгою:
   Фантазия, окруженная мечтами, спускается на льдистую и сумрачную пустыню, на которую крылатые слуги ее сыплют цветы.
   Перед второю книгою:
   Поэзия засвечивает у огня небесного два светильника, чтобы уделить один из них Гению живописи (относится к началу первого стихотворения в сей книге).
   Подобно сему, с двумя подъятыми светильниками, представлена Поэзия на древнем барелиеве, изображающем обоготворение Гомера. См.: Museo Pio-Clementino. Roma, 1782. Tom. I.
      Перед третьею книгою:
      Негодование или Немезис и летящее Правосудие, так как они описаны в "Гимне", коим начинается сия книга.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru